Воющие псы одиночества

Да, выдержке племянницы можно позавидовать, всего несколько секунд растерянности - и она уже в полной боевой готовности, дерзит, огрызается. А Але скорости реакции не хватило, не успела она использовать эти несколько секунд. Не надо было спрашивать: «А что теперь?», время потеряла, а вместе с временем - наступательную позицию.

- Можно поторговаться, - осторожно сказала она. - Допустим, я отцу не скажу. Что тогда? Чем ты со мной расплатишься?

Аля говорила медленно, все равно время упущено, теперь можно не спешить, и даже наоборот, спешить не нужно, нужно быть очень аккуратной и внимательной, чтобы не выдать себя. Что же такое она должна была видеть? Что увидела бы, если бы приехала раньше и осталась сидеть в машине? Черт, не надо было домой заезжать! Ну что ее туда понесло? Ведь только три дня назад проверяла квартиру, все было в порядке.

- А что ты хочешь? - Дина тоже была настороже, сейчас она даже в своем бесформенном плаще напоминала готовящегося к решающему прыжку дикого зверька.

- Да, в общем-то, ничего. Мне от тебя ничего не надо. Да и что ты можешь мне предложить? Денег у тебя все равно нет, работу по дому ты вместо меня не сделаешь, ты же ничего не умеешь, кроме как расходы считать.

И тут произошло то, чего Аля ну никак не ожидала. Дина разревелась, горько, громко, совершенно по-детски. Аля попыталась обнять ее, успокоить, но девушка вырвалась из ее рук и отскочила в сторону.

- Не смей меня трогать! - провыла она сквозь плач. - Мне не нужна твоя жалость! Ты считаешь, что я никчемная? Что я ни на что не гожусь? Ничего не могу? Да? С меня даже взять нечего?

- Ну что ты, Диночка, - растерянно проговорила Элеонора Николаевна, - зачем ты так? Тебя никто не жалеет, тебя просто любят и беспокоятся за тебя. И папа, и Славик, и я - мы все тебя любим.

- Ты все врешь! Никто меня не любит! Ничего, вы еще узнаете…

Больше Але не удалось выжать из Дины ни слова. Она перестала плакать так же внезапно, как и начала, словно рубильник сначала включили, потом выключили. Девушка рукавом плаща отерла лицо и резко пошла к подъезду. Але пришлось отстать - надо было закрыть машину. Когда она вошла в подъезд, слышался ровный гул лифта - Дина уехала. Ничего, не хочет разговаривать - не надо, пусть помолчит. Только в следующий раз Аля не будет такой простодушной, она сделает вид, что уезжает, и выследит-таки девчонку. Пора прекращать это безобразие.

Глава 8

Вой милицейской сирены ворвался в уши и, казалось, мгновенно заполнил голову, вытесняя сон. Настя рывком поднялась в постели, глаза распахнуты, сердце судорожно дергается, и почему-то где-то совсем не там, где ему положено быть, если верить анатомическому атласу.

Тишина. В комнате темно, цифры на электронном будильнике показывают 4.38. Господи, это еще даже не рано, это совсем ночь…

Рядом зашевелился Чистяков, разбуженный резким движением жены.

- Ты чего, Ася? - сонно пробормотал он.

- Леш, ты сирену слышал?

- Какую сирену, господь с тобой? Спи уже.

Она послушно легла. Значит, никакой сирены не было, ей приснилось. Настя уставилась широко раскрытыми глазами в потолок. Конечно, приснилось, потому что бессмысленно включать сирену в половине пятого утра, дороги пустые, можно беспрепятственно ехать с любой скоростью.

Почему же ей это приснилось? Да потому, что она продолжает мучиться стыдом перед Юркой Коротковым, которому отказала в помощи. Юрке отказала! Юрке, который всегда помогал ей, подставлял плечо, прикрывал и вообще… Вот и приснилась эта сирена как напоминание: ты тут спишь под теплым одеялом и ни о чем слышать не хочешь, а где-то люди работают на износ, ездят ночами на вызовы, принимают на себя первые удары человеческого горя, отчаяния, растерянности, презрения, да-да, презрения к милиции, которая, как принято считать, ничего не может и ничего делать не желает.

Надо сегодня же позвонить Юрке и сказать, что она выйдет на работу. Неофициально, конечно, отпуск прерывать она не станет, но хоть чем-то поможет, хотя бы материалы посмотрит о тех двух убийствах студенток, о которых говорил Коротков, может, что-то свежим глазом углядит. Ну, подумаешь, день-два она от отпуска оторвет, так ведь отпуск этот длинный, до середины июня, целых семьдесят пять суток, сорок пять служебных и тридцать учебных, и один-два дня ничего не решат. Правда, на сегодня она запланировала совсем другие дела, вчера звонил Игорь Лесников и пообещал сегодня утром прислать ей по электронной почте сведения об убийствах по всей стране, а после обеда ей велено явиться к научному руководителю с новым вариантом рабочей программы и обоснования темы диссертации. Встречу с Городничим ни отменять, ни переносить нельзя, а все остальное можно как-то скомпоновать половчее, чтобы оставить время для Короткова. И завтрашний день, вторник, ему отдать.