Сезон мошкары

— Что ж, вы не так далеки от истины, — отвечал Кевин. — Мне случалось делать записи и на бумажных салфетках. Но вообще я ценю дисциплину. Чтобы сделать что-то стоящее, надо не жалеть времени. От шести до восьми часов каждый день я стараюсь проводить за рабочим столом.

— Это больше похоже на режим романиста, а не поэта.

— И тем не менее это так, Мартин. Я вкалываю не меньше, чем другие.

Маленький демократический штришок не помешает.

— Но я слышал — правда, может быть, это лишь легенда, — что у вас и рабочего стола-то нет.

— Мой рабочий стол там, где мое перо касается бумаги. Это может быть стол в кофейне «Старбекс» или просто пень в чистом поле.

— Простите, друг мой, но проводить шесть часов за пнем, по-моему, не слишком комфортно. Так можно и здоровье потерять.

Кевин отхлебнул эля. Ранее Эмис заверил его, что «Вэнити фэйр» оплатит счет.

— Когда чувствуешь вдохновение, и ураган нипочем. Иногда стихотворение так и прет из твоих жил. Вот расскажу вам, однажды я выпил утром кофе, присел за кухонный стол и начал писать. Длинное стихотворение, с множеством строф, слова так и лились. А потом свет померк, и я решил, что перегорела лампочка. Встал, чтобы сменить ее, и понял, что лампочка в порядке. Просто наступил вечер.

— Вы проработали весь день, даже не заметив этого? Господи, мне бы так! Хоть минуту писать не замечая. Да что там минуту — одно мгновение. И часто с вами такое бывает?

— Бывает иногда. Хотелось бы почаще.

Эмис отпил еще эля, отставил стакан, подался вперед.

— Послушайте, — сказал он. Произнес он это sotto voce,^[2] заговорщически. — Строго говоря, уже полгода, как из-под вашего пера не вышло ни одного произведения. Ни баллады, ни триолета, даже хокку и того не написали. Ведь правда же?

— Да, верно, что-то застопорилось в последнее время, но…

— В идиотском припадке праведного гнева вы прогнали от себя единственного человека, который вас любит, ценит ваш талант. И с тех пор пропадаете, живя в разрушенном летнем лагере вместе с двумя наркодельцами, от которых любой человек в здравом уме бежал бы без оглядки.

Наверное, Мартин Эмис в качестве интервьюера был не лучшим выбором. Стоило бы предпочесть Ларри Кинга. Кого-нибудь менее… въедливого, что ли…

— Скажу вам вот что, солнышко мое, — продолжал Эмис. — Думаю, что если дело дойдет до суда за торговлю наркотиками, то вам явно светит пожизненное, и тревогу свою вы глушите, колясь в хвост и в гриву. По-моему, Кевин, страдания ваши усугубляются тем, что по натуре вы не наркоделец, однако не в силах отказаться от легкодоступного продукта. Ведь вы закоренелый наркоман, Тейт. И в жилах у вас не поэзия, а героин, и ваш шанс написать еще одну стоящую стихотворную строчку тает с каждой минутой.

Мечты рассеялись, и Кевин вновь уставился в грязную стену деревянной хижины. Желтый блокнот под его рукой был исчеркан вымаранными попытками сочинить балладную строку:

• Для влюбленной леди
• Кончилась игра.
• Она в объятьях призрака
• Лежала до утра.

Так, начало неплохое. А дальше?

• Когда стража подошла
• И кокнула дружка…

Ну, кокнула. Ладно. И что потом? И как можно кокнуть призрака? Наверно, для поэзии я слишком рационален.

Ощущение тупика вновь направило его мысль к воображаемому интервью. Тут уж Эмис совсем распоясался.

Признаю: Рыжий Медведь и Леон — люди страшные. Байкер убит, и отрицать это бессмысленно. Рыжий Медведь клянется, что это не его рук дело, что убийца — это какой-то отморозок из байкеров. Однако Кевину в это верится с трудом. Так или иначе, еще одно дельце или два, а там — дай бог ноги. Прости-прощай, Рыжий Медведь, прости-прощай, Леон. Через пару недель он улетит в Танжер, где вновь займется поэзией.

А пока придется упражняться в том, что Китс называл контрспособностью: совмещать в мозгу две антагонистические идеи — что он общается с вероятными убийцами, от которых у него мороз по коже, и что он поэт, пытающийся как-то заработать денег на творчество.

Денежки, конечно, мало-помалу капают. У Рыжего Медведя большие связи в западной Канаде, и что толкнуть туда теперь у них есть. Прибыль немалая. Но беда в том, что и Кевину, и остальным Медведь отмеряет товар крайне скупо, так, чтобы сами они заработать в городе могли лишь самую малость, и требует отчета за каждую щепотку.

---

2 Понизив голос (ит.).