Сезон мошкары

— Угу. Видел.

— Слушай, у меня в машине крови-то нет, а? На приборной доске крови не заметно?

— Нет. Чистая как стеклышко.

— А на сиденье и рядом? Наклонись, посмотри!

Кевин наклонился.

— Нет, думаю, справились хорошо. Без подтеков. А вот пистолет, как выяснилось, ни к черту. Но ничего — я его битой припечатал. Саданул что надо! Разом дух вон!

Когда Клык, спотыкаясь, выбирался из машины, кровь из его пулевых ран текла ручьями, наподобие растрепанных волосяных прядей.

— А ведь знал, подонок, что делает. Уговор был четкий: о деле — никому и никогда. Ни единой живой душе. Я в этом смысле чист, а ты, Кевин? Может, говорил кому? Рассказывал, как мы этих викингов проклятых обчистили?

— Нет-нет. Я ни с кем об этом не разговаривал.

— Так и надо, парень. Вот и я не говорил. А с Клыком тут, конечно, сложности возникли. Ему в башку ничего не втемяшишь — слишком уж тупой этот Клык-Курлык.

— Да, — только и выдавил из себя Кевин. — Клык-Курлык…

Леон окинул его взглядом. Глаза Леона блеснули.

— А ведь ты испугался! Ручаюсь!

— Я просто от неожиданности, Леон.

— Испугался так, что поджилки трясутся! Признавайся!

— Ты прав, испугался. И страх еще не прошел. Не прошел.

— Не волнуйся, Кев. Ты привыкнешь. Только слушайся Рыжего Медведя, и все. Рыжий Медведь знает, что делает. А ты привыкнешь. Все в порядке. Ты делаешь то, что должен делать. А Клык знал условия игры, но решил сыграть по-своему. Кинул карту и проиграл.

— Проиграл крупно.

— Это только справедливо, — сказал Леон. — Болтливый язык мог всех нас погубить.

Он свернул на Одиннадцатое шоссе. Мотор взревел, мощный двойной выхлоп, и «транс-эм» ринулся в направлении к югу.

— Это справедливо, — опять повторил Леон. — Все, как и должно быть.

Наркоманы быстро учатся примечать, где им может обломиться. Потому Кевин знал, что свой личный запас Леон хранит в хижине под половицей. По этой же причине однажды, когда Леон зачем-то на секунду отлучился из хижины, Кевин сдвинул изнутри шпингалет на нужном ему окне. Спать с открытыми окнами было еще рано, так как ночи на озере стояли холодные. К тому же сеток не было, а в открытое окно летела бы мошкара, сейчас кружившая вокруг Кевина.

Отпертое окно находилось с задней стороны хижины, и от дома Рыжего Медведя его видно не было. Кевин приподнял фрамугу дюймов на восемь или десять. Подтянулся, пролез в щель и опустился на руки на пол.

В хижине он прямиком направился к тайнику под кроватью Леона и вскрыл половицу. Спрятанных там бумажных пакетиков с товаром хватило бы, чтобы уложить стадо слонов, но Кевин взял лишь один пакетик и заменил его таким же с сахарным песком, заготовленным заранее. То-то расстроится какой-нибудь бедолага.

Лицо Клыка. Изумленные вытаращенные глаза. Звук, с каким ломается кость о дерево. Кевин никогда не забудет этот звук. При воспоминании об этом ноги начали дрожать так сильно, что он едва не упал, вылезая из окна. Спрыгнул так неуклюже, что чуть не сломал ногу в щиколотке.

Он продирался сквозь заросли обратно к своей хижине. Не хватало еще столкнуться с Леоном! Новым Леоном. Нет, он знал о его жестокости. Были разок-другой случаи, по которым можно было это понять. А как он исколошматил того парня в пабе, Кевин сам видел. Но теперь ему казалось, что Медведь разбудил истинного зверя, дремавшего у Леона в груди. Некое кошмарное существо.

Кевин мчался назад, опережая вившуюся за ним мошкару. Добежал до хижины, запер дверь. Надо отсюда удирать. Это точно. Но сначала необходимо хоть немного успокоиться, обрести ясность мысли.

Он вытащил ложку, которую прятал в стенной обшивке, приготовил зелье, подогрев его на ронсоновской зажигалке. Набрал молочно-белый раствор в шприц. На этот раз сомнения, куда колоть, у него не возникло. Перевязав руку брючным ремнем и крепко стянув, он накачал себе вену и воткнул в нее иглу. Когда он ослабил ремень, в мозг ударила волна почище всякого оргазма. Спустя несколько минут он спрятал свой инструментарий и забрался в постель. Свернулся калачиком, зажав руки между колен. По нервам разливалось блаженство. Живот омывала волна опиума пополам с расплавленным шоколадом.

— Так ты поедешь со мной, Кевин? — настойчиво лез в ухо голос Терри. И в сотый раз Кевин пожалел, что сестра не замужем и никак не оставит его в покое.

— Ты поедешь, ты вернешься со мной, Кевин? — Зеленые глава молили, так молили его. Кевина захлестывали ее любовь и забота.