— Я покажу вам первый этаж, но… э-э… — Я смотрю на дверь детской, больше не пульсирующей как в тот день, когда я вернулась домой. Теперь это просто дверь, безмолвная и неподвижная. Выполняющая свою функцию. И все. — А второй этаж вы осмотрите сами.
— Хозяева все еще живут здесь? — спрашивает Линда.
Я смотрю по сторонам:
— Нет. Нет, они давно уехали.
Пока Джастин идет по коридору в туалет, он читает таблички на каждой двери в поисках кабинета Сары. Он не знает, с чего начать, но, может быть, если он найдет папку, в которой находятся документы, касающиеся сдачи крови в Тринити-колледже в начале осени, он будет ближе к разгадке.
Он видит ее имя на двери и осторожно стучит. Не получив ответа, он входит и тихо закрывает ее за собой. Быстро оглядывается по сторонам: на полках лежат стопки папок. Он бросается к ним и лихорадочно перебирает, пытаясь найти нужную. Через несколько секунд ручка двери поворачивается. Он бросает папку и замирает. На него смотрит изумленная Сара:
— Джастин? Что ты делаешь в моем кабинете?
Ты умный человек, придумай что-нибудь!
— Я заблудился.
Она скрещивает руки на груди:
— Почему бы тебе не сказать мне правду?
— Я шел обратно, увидел твое имя на двери и подумал: дай-ка зайду и посмотрю, как выглядит ее кабинет. Понимаешь, у меня есть такой пунктик — я верю, что кабинет отражает личность своего хозяина. И я подумал, что, если у нас есть будущ…
— У нас нет будущего.
— О, понимаю. Но если бы мы были вмест…
— Нет.
Он рассматривает ее стол и замечает фотографию, на которой Сара обнимает маленькую светловолосую девочку и мужчину. Они радостно позируют все вместе на пляже.
Она следует за его взглядом:
— Это моя дочь Молли. — И сжимает губы, злясь на себя: зачем сказала?
— У тебя есть дочь? — Джастин тянется к рамке, замирает перед тем, как дотронуться до нее, и взглядом спрашивает у Сары разрешения.
Она кивает, и он берет рамку в руки:
— Красивая девочка.
— Да.
— Сколько ей лет?
— Шесть.
— Не знал, что у тебя есть дочь.
— Ты многого обо мне не знаешь. На свиданиях тебе никогда не хватало времени поговорить о чем-нибудь, кроме себя самого.
Джастин внутренне сжимается:
— Сара, мне так жаль.
— Ты это уже сказал, и очень искренне, прямо перед тем, как пришел в мой кабинет и начал что-то вынюхивать.
— Я не вынюх…
Взглядом она пресекает его вранье, осторожно берет фотографию у него из рук. Ее переполняет разочарование, но это не первый раз, когда ее ожидания обманывает идиот вроде Джастина.
— А мужчина на фотографии?
Она выглядит печальной, когда рассматривает снимок, потом ставит его на стол и тихо говорит:
— Раньше я была бы рада рассказать тебе о нем. По крайней мере два раза я пыталась это сделать.
— Мне очень жаль, — в который уже раз повторяет он, чувствуя себя полным ничтожеством. — Теперь я слушаю.
— Кажется, ты говорил, что тебе нужно успеть на самолет, — бросает она.
— Верно. — Он кивает и идет к двери. — Мне очень, очень жаль и ужасно стыдно, я сам себе противен. — И Джастин вдруг понимает, что говорит это от чистого сердца. — Со мной сейчас происходят очень странные вещи.
— А ты знаешь хоть одного человека без проблем? Мы все время от времени вынуждены окунаться в дерьмо, Джастин.
Только, пожалуйста, не надо погружать меня в свое.
— Все правильно. — Он снова кивает и еще раз смотрит на нее с извиняющейся и смущенной улыбкой, затем выходит из ее кабинета и бежит вниз по лестнице к машине, продолжая ощущать собственное ничтожество.
Глава тридцать пятая
Что это? — Не знаю. — Просто протри его.
— Нет, сам протри.
— Ты когда-нибудь видела что-нибудь подобное?
— Да, возможно.
— Что значит «возможно»? Либо видела, либо нет.
— Не умничай!
— Я не умничаю, просто пытаюсь понять, что это. Думаешь, это можно отчистить?
— Не знаю, давай спросим Джойс.
Я слышу, как Линда и Джо тихо переговариваются в холле. Я предоставила их самим себе и стою на небольшой кухне, пью черный кофе, смотрю на мамин розовый куст в конце сада и вижу Джойс и Конора, жарким летом принимающих солнечные ванны на траве под грохот радио.
— Джойс, можно тебе кое-что показать?
— Конечно.