Такая, блин, вечная молодость

   – Вы знаете, – начала я, – Мария... а отчество ваше как?

   – Алексеевна, – после небольшой заминки ответила хозяйка.

   – Так вот, Мария Алексеевна, безобразие вы творите! Сущее безобразие!

   От изумления у тети Маши вытянулось лицо. А меня несло дальше:

   – Мало того что привечаете деклассированные элементы со всей округи! Загадили подъезд! В лифт невозможно войти! Но какой пример вы подаете окружающим детям? Они смотрят на вас и делают вывод: ага, значит, в тяжелой жизненной ситуации можно опуститься, потерять человеческий облик. А опускаться нельзя!

   У меня мелькнула мысль: и чего я привязалась к человеку? Какое мое собачье дело? Но остановиться я не могла.

   – Вы знаете, сколько таких мальчишек, – я кивнула на фотографию, – гниют сейчас по детским домам? Вы хоть представляете, в каких условиях они живут? Что там с ними творят воспитатели и старшие дети? А ведь вы могли бы им помочь – одному ребенку или двум. Оформить над ними опеку или патронат. Дать им шанс! Не сейчас, конечно, а когда вернетесь к нормальной жизни. Вот вы кто по профессии?

   – Кондитер.

   – Вот видите – кондитер! А развели в квартире антисанитарию! Совести у вас нет, вот что я вам скажу! Пропили вы свою совесть!

   Вся эта ситуация меня безумно расстроила. Тетю Машу было жаль до слез, что бы я сейчас ни кричала ей в лицо. У меня в душе вообще все смешалось в одну кучу: и Алабама, и ее сын, который остался сиротой, и тетя Маша, и ее погибшие дети, и детдомовские ребята. Всех было жалко, всем хотелось помочь, и никому помочь я не могла. Из глаз потоком хлынули слезы. Я смотрела на детские рисунки на стенах и рыдала. А тетя Маша рыдала рядом со мной.

   Я полезла в сумку за носовыми платками. Платки никак не находились, слезы застилали глаза. В расстроенных чувствах я просто вывалила содержимое сумки на пол. Пачка бумажных платков обнаружилась на самом дне кучи. Безостановочно всхлипывая, я принялась вытирать слезы и сморкаться.

   – Эту девушку я видела, – неожиданно заявила тетя Маша.

   В руке она держала фотографию, на которой были запечатлены школьные подружки Милена Немудряк и Света Рзаева. Я до сих пор носила ее в сумке.

   – Она приходила к Алле в день убийства, – продолжила женщина. – Причем дважды: сначала искала ее вечером, потом ближе к полуночи.

   Я боялась спугнуть удачу.

   – Вы имеете в виду эту симпатичную стройную девушку? – Я ткнула пальцем в Милену.

   – Нет, вот эту, толстую.

   – Неужели вы ее так хорошо запомнили?

   – Запомнишь тут, – усмехнулась тетя Маша, – когда она оскорбила меня последними словами. Мы с ней на первом этаже столкнулись. Это вечером было. А ночью я Виталика ждала, – она дернула головой в сторону комнаты, где спал мужчина, – на каждый шорох выглядывала. Ну и увидела, как она в квартиру к Алле звонит. Когда Алла ей открыла, она что-то про собаку завела, я не очень расслышала. Ну и Алла ее впустила. А через час ее убили.

   – А что про собаку?

   – Да говорила вроде «Бобик, Бобик».

   – А может, Бобрик?

   – Да ведь собак Бобриками не кличут.

   Это точно. Собак Бобриками не кличут. Зато Бобрик – это фамилия продюсера Алабамы. Естественно, когда Рзаева сказала, что ее прислал Игорь Бобрик, девушка впустила ее без вопросов.

   – А милиции вы об этом рассказали?

   – Какой милиции? – напряглась тетя Маша.

   – Ну, следователь, который вел дело по факту смерти Аллы, с вами разговаривал?

   – Никто со мной не разговаривал. Да и я ни с кем не буду разговаривать. С тобой вот только.

   Алкоголик Виталик выполз в коридор, очевидно, его разбудили мои вопли.

   – Ты, девушка, не сердись, – миролюбиво сказал он. – Нервные клетки не восстанавливаются. И язва может открыться.

   Могу поспорить, что он из бывших медбратьев.

   Я собрала свои вещи с пола и направилась к выходу. Перед дверью я обернулась к хозяйке и пробормотала:

   – Вы меня простите, я тут несла невесть что.

   – Я не обижаюсь, – отозвалась Мария Алексеевна. – Ты еще молодая и глупая.

   Увы, не такая уж молодая, думала я, спускаясь в вонючем лифте. Но ума действительно не набралась.

   Глава 34

   Я в радостном возбуждении неслась к метро. Ура, расследование сдвинулось с мертвой точки! Это уже не бабские сплетни, а реальный свидетель. Сейчас я помчусь на Петровку, расскажу все Руслану Супроткину – и пусть только попробует от меня отвертеться!