47  

Устами кобеля глаголет истина. Андрей Иванович слушает эту критику в мой адрес и аккуратно расклинивает монтировкой дверцу. Ему не нравится, когда меня критикуют. Он считает, что Дед все делает правильно, даже если делает наоборот. Наконец я выбираюсь из заточения и язвительно спрашиваю:

– Эй, соратник, чего замолчал? Давай выкладывай, мне интересно.

– А чего? – тушуется Павлик.

– Кого хотят назначить директором «Перспективы»?

Павлик долго сопит, но, поняв, что проболтался, невнятно произносит:

– Ну этого… Как его… Ленского.

– Какого еще Ленского?

– Ну, этого… С лошадиной фамилией… – Павлик, оказывается, читал Чехова.

– Пржевальского?

– Да нет… Приобского-Забайкальского… Забыл, как река называется. Которого вы, Андрей Иванович, только что на льду подобрали.

– Степаняка-Енисейского? – уточняю я.

– Точно.

– Степаняка – директором «Перспективы»? Да это… это же профанация! – угрюмо произносит Андрей Иванович. Он, оказывается, и такие слова знает. – Я не знал, что он тот самый Енисейский. Думал, простой старичок.

Я перевариваю это известие и не могу связать концы с концами… Кажется, меня впутывают в какую-то очередную издательскую историю. Там, где появляется этот тунгусский метеорит, время с пространством начинают идти вспять – исчезают японские компьютеры, оживают динозавры, вывешиваются старые портреты. Со скрипом приподнимается гробовая доска и выглядывает сам Трифон Дормидонтович. Обычно моя разведка действует на большую глубину и не подсовывает непроверенных данных; и потом, я еще, слава Богу, отличаю разведданные от примитивных слухов – этим делом у нас занимаются все: что добудут, то и тащат в редакцию, как вороны, но Павлик среди ворон занимает особое положение, потому что информацию получает от других шоферов, а уж эти сами слышат звон, отраженный от самой высокой колокольни.

– Ты не знаешь, случаем, кто станет главным вместо меня, когда я умру?

– Почему «умрете», при чем тут «умрете»? – возмущается Павлик.

– Да, зачем такие слова? – впервые не соглашается со мной Андрей Иванович. – Вы всех нас переживете.

– Значит, меня сменят еще при жизни. Ладно, поехали куда-нибудь… Нет, постой…

К нам с горы спешит царица Тамара с какими-то важными новостями. Надо полагать, она несет мне хорошее известие и заранее виляет лисьими хвостами своей шубы, чтобы я ее погладил по спине и не сердился из-за неверно развешанных портретов. Она уже осознала свою ошибку и в следующий раз повесит меня вместо Ломоносова.

– Вам звонили и просили передать… – царица отдает мне телефонограмму и делает на льду нечто среднее между книксеном и реверансом. Фигурное катание продолжается.

– Откуда звонили? Из Академии наук? – благосклонно спрашиваю я, разыскивая очки. (Значит, я еще надеюсь, что Президент мне позвонит).

– Нет, – пугается царица. – Из гостиницы.

Опять записка, опять на календарном листке, но теперь уже за 29 февраля:

«ПЕРЕДАЙТЕ НЕВЕСЕЛОВУ, ПУСТЬ ПОЗВОНИТ В НОВОСИБИРСК ПО ТАКОМУ-ТО ТЕЛЕФОНУ».

Сегодня все происходит как в сонном бреду. Никак не проснусь. Почему я должен звонить в Новосибирск по какому-то телефону?

34

Значит, договариваемся так: Андрей Иванович возвращается с царицей Тамарой в Дом ученых на «скорой помощи», которую («скорую помощь») Леонард Христианович уже услужливо подгоняет к нам вместе с моим пальто, и там он (Андрей Иванович) подменит Павлика в качестве киномеханика, а то мотоциклисты уже нервничают без «Звездных войн», а Павлик отвезет меня в Новосибирск… не в Новосибирск, а в гостиницу, чтобы оттуда позвонить в Новосибирск.

Всем все ясно? Порешили. Быть тому.

С помощью царицы Тамары надеваю пальто и наблюдаю, как Павлик выводит из кустов рычащий «ЗИМ». «ЗИМ» упирается, морда у него поцарапанная. Едем вниз. «ЗИМ» трясется и источает бензиновый дух. В молчании проезжаем мимо трансформаторной будки с оскаленным черепом. Оревуар, камарад! Извини, но познакомиться с тобой накоротке я сегодня, наверно, уже не смогу – оказывается, у меня в Новосибирске дела.

– Откуда ты узнал, что директором издательства назначат Степаняка-Енисейского?

– Скажу, скажу… – усмехается Павлик. – Вы же не успокоитесь, пока не узнаете. Ведмедев в аэропорту сказал. Приехали туда после урагана, а Ведмедев и говорит: видишь того старикана? Мы в грязи, а он чистенький. Всегда так. Этот вот Забайкальский будет нашим директором. И ему, кстати, понадобится толковый шофер.

  47  
×
×