За все надо платить

Спустившись в подземный переход, он довольно бодро зашел в метро и, остановившись у окошечка кассы, стал рыться в кошельке в поисках тысячной купюры, чтобы купить жетон. Сначала он даже не понял, что происходит. Купюры в кошельке были разного цвета, но на всех стоял один и тот же номинал – 200…

– Молодой человек, – донесся до него голос откуда-то издалека. – Молодой человек, вы меня слышите?

Он с трудом открыл глаза и увидел милиционера в форме и женщину, которые оказались почему-то не перед ним, а как бы сверху. Потом он сообразил, что лежит, а эти двое склонились над ним.

– Молодой человек, – настойчиво окликала его женщина, – вам «неотложку» вызвать или у вас есть лекарство?

– Двести, – пробормотал Оборин одеревеневшими губами. – Почему все время двести?..

– Слышь, Шурик, тут рядом больница есть, может, туда позвоним? – спросила женщина, обращаясь к милиционеру. – А то «скорую»-то мы до утра ждать будем. Они теперь сам знаешь как ездят. Смотри, парень белый совсем, как бы не помер.

Оборин из последних сил напряг голос.

– Пожалуйста, – заговорил он умоляюще, – только не в больницу. Пожалуйста. От сердца что-нибудь… Это у меня бывает. Устал. Перенервничал. Корвалол или что-нибудь…

– А может, он пьяный? – вдруг предположил милиционер. – А ну дыхни.

Оборин послушно дыхнул. Милиционер повел носом и поморщился.

– Вроде не пахнет. Нельзя, чтоб он тут валялся. Непорядочек. Давай-ка, мужик, решай, или ты поднимаешься и топаешь отсюда, или я позвоню в больницу, тут рядом, буквально в двух шагах, пусть они тебя забирают.

– Я сейчас в медпункт позвоню, – сказала женщина в черной форме с эмблемой в виде скрещенных серебряных молоточков.

– Еще чего! – недовольно фыркнул милиционер по имени Шурик. – Уже без двадцати час, а если он за десять минут не оклемается, что мы с ним делать будем? Сидеть тут с ним до утра вместо того, чтобы домой идти? Нет уж, пусть или валит отсюда, или я его в больницу сдам.

– Я пойду, – снова забормотал Оборин. – Спасибо вам за заботу, извините, что упал, я не хотел… Случайно… Уже все в порядке, все прошло.

Не чуя под собой ног, он с трудом дотащился до эскалатора и не видел, как женщина-контролер, сочувственно покачав головой, снова зашла в свою будочку и сняла телефонную трубку.

– Рая? Там парень едет вниз, у него, кажется, с сердцем плохо. Ты посмотри, чтобы он на пути не свалился. Нет, не пьяный, Шурка понюхал. Да ну его, ты что, Шурку не знаешь? Для него ж люди – грязь. В коричневой куртке, бледный такой, видишь его? Ага… Ага, он. Ты не гони его, пусть на лавочке посидит, накапай ему чего-нибудь от сердца. А то не дай бог что…

Сердобольная контролерша оказалась права. Оборин действительно вышел на платформу и уселся на первой же скамейке. Грудь словно сдавило чем-то тяжелым, в глазах то и дело темнело, и он совсем не мог думать о том, куда же ему ехать в таком состоянии, где ночевать и как добраться до милиции. Но ему не нужна была такая милиция, где работали Шурики, тупые, ленивые и безжалостные. Такая милиция его не поймет и ему не поверит. Ему нужна другая милиция, самая лучшая, где работают умные и добрые сыщики, про которых пишут в книжках. Такая милиция, какой в реальной жизни не бывает. Дурак, наивный дурак! На что он рассчитывал, убегая из клиники? На то, что первый же попавшийся милиционер окажется добрым, умным и внимательным, терпеливо выслушает его сбивчивый рассказ и тут же поднимет всех на ноги и кинется разоблачать преступную шайку врачей? Сейчас, дожидайся. Они все такие, как этот чертов Шурик. Уходи отсюда со своей бедой, непорядочек, нельзя здесь находиться. Или ты пьяный, и я тебя задерживаю до протрезвления, или ты больной, и я сдаю тебя врачам от греха подальше. А если ты не пьяный и не больной – вали отсюда в темпе вальса, чтобы я тебя больше не видел. Что у тебя? Беда? У всех беда, всем жить тяжело. Обидели тебя? Всех обидели. В лекарство отраву подмешали? А это, парень, тебя глючит, у тебя мания преследования, стало быть, ты все-таки больной, и сдам я тебя поскорее в ту самую больницу… Господи, ну почему все так!

Он зажмурился и почувствовал, как из-под плотно сжатых век текут слезы.

– Ты что, сынок? – услышал он рядом ласковый голос. – Стряслось что? Или обидели тебя?

Чья-то рука тронула его за плечо, и аспирант Юрий Оборин, двадцати девяти лет, взрослый сильный мужик, вдруг ткнулся лицом в чью-то грудь и всхлипнул. Нездоровье, страх и напряжение последних двух дней совершенно истощили его нервную систему.