Не мешайте палачу

– И что?

– А ничего, Стасенька. Не помнит он.

– То есть как это не помнит? – нахмурилась Настя. – Как можно этого не помнить?

– А вот так и не помнит. Коротков ему: а как из армии пришел – помнишь? Помнит, рассказывает, как до Москвы добирались, как родители его встретили, даже помнит, в каком его мать была платье и какая прическа у сестры. Как Новый 1993 год встречали – помнит. Как 8 Марта в том году праздновали – помнит. Как руку порезал в середине апреля – не помнит. А что на Майские праздники делали – снова помнит. Как у Винокура: здесь играем, здесь не играем, здесь рыбу заворачивали, а тут опять играем. Между прочим, мне кто-то из специалистов говорил, что у олигофренов зачастую бывает великолепная память, они книжки могут целыми страницами наизусть заучивать без всякого труда, и это им иногда помогает и школу нормально закончить, и даже институт. У Базанова, похоже, с памятью все хорошо. А в середине апреля – провал. Когда шантажиста-то прикончили, помнишь?

– Да, – вмиг онемевшими губами произнесла Настя. – Его убили двенадцатого апреля. Утром, около одиннадцати часов. Что же получается? Вспышка острого психоза, убийство человека – и потом амнезия?

– А что, не может быть?

– Может. Но не получается. Если это болезнь, то и после убийства Лученкова у него должна развиться амнезия, Базанов должен забыть все события, связанные с убийством. А он все помнит. Все в деталях. Причем помнит настолько ясно и отчетливо, что совершенно не путается в показаниях.

– Ладно, погоди делать выводы, послушай меня. Я тебе еще не все рассказал. Если бы ты не так увлеченно работала в бригаде у Семеныча, ты бы все это и раньше узнала. Коротков, между прочим, пить-есть забыл, не говоря уже о поспать, носится по всему городу, добывает информацию, а ты не проявляешь к ней никакого интереса и вообще как будто забыла, что, кроме твоего палача, и другие преступления есть. И их тоже раскрывать надо. Так вот, недели примерно три назад или чуть больше матушка нашего Кирочки Базанова видела сына в обществе мужчины приятной наружности. Мужчина этот был ей незнаком, в том смысле, что их не знакомили и имени его она не знала. Но лицо показалось ей знакомым. Она напрягла память и припомнила, что видела этого товарища однажды, и тоже вместе с Кирочкой. Точнее, не столько вместе, сколько в одном и том же месте. И было это довольно давно, незадолго до того, как Кирочка руку поранил.

– Незадолго – это как? – уточнила Настя.

– Ну совсем незадолго. Накануне. Так вот мама Кирюше и говорит, дескать, кто это твой знакомый? Симпатичный такой. А он не понимает, о ком идет речь. Мама ему напоминает, мол, тот, с которым ты шел от магазина в сторону парка, да ты его давно знаешь, я вас почти три года назад вместе видела. А у сына любимого в глазах пустота и одно сплошное непонимание. Так ничего она от него и не добилась, но, надо сказать, не сильно и старалась, потому как, во-первых, никакого принципиального значения это для нее не имело, а во-вторых, она все время помнит, что сын у нее олигофрен, хоть и в степени легкой дебильности, но все-таки не нормально развитый, и требовать у него точных и четких объяснений глупо. Наш Коротков, конечно, и об этом Базанова спросил. Ну, у него принципиальности-то и терпения побольше будет, чем у Кирочкиной мамы, и он насел на беднягу со всем своим оперативным мастерством и энтузиазмом. Да, вспомнил Кирочка этого приятного во всех отношениях дядечку. Но с трудом. Подошел, говорит, попросил стотысячную купюру разменять. Базанов в это время как раз с работы шел, а на улице человек этот к нему подходит. Кирилл в карманах порылся, денег наскреб, пересчитал их, купюры, как назло, были мелкие, он все время со счета сбивался. В конце концов выяснилось, что до ста тысяч ему не хватает около пятнадцати тысяч рублей, дяденька извинился, стотысячную купюру спрятал. Какое-то время они шли рядом, им было по пути. Вот и все. Видел его Кирилл в первый раз в жизни, никогда раньше с ним не общался и почему мама говорит, что это его старый знакомый, он не понимает. Но это, деточка, еще цветочки. Самая ягодка-то знаешь в чем? Вот в этом.

Гордеев протянул Насте листок.

– На, прочти. Заодно и свою память проверь. Считай, я тебе экзамен устроил на внимательность.

– Что это? – спросила она, беря протянутый листок.

– Выписка из протокола допроса матери Базанова. Читай, читай.

Настя быстро пробежала глазами по строчкам. Она сразу узнала почерк Короткова – крупный, некрасивый, но очень разборчивый. «Мужчина лет около сорока, смугловатый, волосы длинные, кудрявые, как у певца, который из «Машины времени». Да, правильно, Макаревич его фамилия, спасибо, что подсказали. Только залысины большие. И в очках с затемненными стеклами. Роста невысокого, ниже Кирочки, а у Кирюши рост метр семьдесят три. Одет хорошо, дорого, но не броско. Кавказец? Нет, не похоже, что он с Кавказа. Кавказцы – они, знаете, вычурные такие, все пиджаки бордовые носят или зеленые, пальто у них длинные, как из журнала мод. В общем… нет, у них очень особенная манера одеваться, а этот мужчина, хоть и смуглый и темноволосый, но не кавказец».