Посмотри на меня

Отцы всегда говорят мне что-то вполголоса, когда думают, что никто не слушает. Например, на летние каникулы мы с Барри поехали в Уотерфорд. Мы лежали на пляже Бриттас Бэй, и мимо прошла женщина в бикини. Отец Барри сказал вполголоса: «Ничего себе, да, Айвен?» Отцы всегда считают, что я с ними согласен. Они всегда говорят моим лучшим друзьям, что я сообщаю им вещи вроде: «Нужно есть овощи. Айвен просил меня передать тебе, чтобы ты съел брокколи» и другие глупости. Мои лучшие друзья прекрасно знают, что я никогда не скажу ничего подобного.

Вот такие они, эти взрослые.

Через девятнадцать минут и тридцать восемь секунд Элизабет позвала Люка обедать. В животе у меня урчало, и я очень радовался пицце. Я последовал за Люком через длинный холл на кухню, по пути заглядывая в комнаты. В доме стояла тишина, и наши шаги отдавались гулким эхом. Все комнаты были оформлены в белых или в бежевых тонах и так безупречно чисты, что я начал беспокоиться, как буду есть пиццу: мне не хотелось ничего запачкать. Было не только незаметно, что в доме живет ребенок, — ничто не говорило о том, что тут вообще кто-нибудь живет. Никакого, что называется, ощущения уюта.

Тем не менее кухня мне понравилась. В ней было тепло и солнечно, а из-за того, что одна стена была стеклянной, казалось, будто мы сидим в саду. Как на пикнике. Увидев, что стол накрыт на двоих, я подождал, пока мне скажут, куда сесть. Тарелки были большие, черные и блестящие, приборы сияли в лучах солнца, а от двух хрустальных стаканов по стеклянной поверхности стола разбегалась радуга. В центре стояла миска с салатом и стеклянный кувшин с водой, вода, как я заметил, была со льдом и лимоном. Под каждым предметом черные мраморные подставки. Глядя, как все сверкает, я испугался при мысли, что испачкаю салфетку.

Ножки стула Элизабет скрипнули — она села. Положила на колени салфетку. Я заметил, что она переоделась в спортивный костюм шоколадного цвета, гармонировавший с ее волосами и выгодно оттенявший кожу. Стул Люка тоже скрипнул, когда он сел. Элизабет взяла большие вилку и ложку и стала накладывать листья салата с маленькими помидорами себе на тарелку. Люк выжидательно смотрел на нее. У него на тарелке лежал кусок пиццы с сыром. Без оливок. Я засунул руки глубоко в карманы и нервно переминался с ноги на ногу.

— Что-то не так, Люк? — спросила Элизабет, поливая салат соусом.

— А где сядет Айвен?

Элизабет замерла, плотно закрутила крышку на банке с соусом и поставила ее на середину стола.

— Ну же, Люк, не валяй дурака, — сказала она весело, не глядя на него. Я знал, что она просто боится поднять глаза.

— Я не валяю дурака. — Люк нахмурился. — Ты же сказала, что Айвен может остаться на обед.

— Да, но где Айвен? — Она старалась сохранить в голосе мягкость, посыпая салат тертым сыром. Я понимал, что она не хочет доводить дело до ссоры. Иначе она бы сразу положила этому конец, и не было бы больше никаких разговоров о воображаемых друзьях.

— Он стоит прямо рядом с тобой.

Элизабет со звоном опустила нож и вилку на стол, и Люк вздрогнул. Она открыла рот, чтобы отчитать его, но ей помешал звонок в дверь. Как только она вышла, Люк встал со стула и достал из кухонного шкафа тарелку. Большую черную тарелку, такую же, как две другие. Он положил на нее кусок пиццы, достал вилку, нож и салфетку и поставил все это на третью черную подставку рядом с собой.

— Вот твое место, Айвен, — радостно сказал он и откусил от своего куска пиццы. Расплавленный сыр повис у него на подбородке, как желтая нитка.

Честно говоря, если бы не мой урчащий от голода живот, я бы не сел за стол. Я знал, что Элизабет рассердится, но ведь если я очень быстро проглочу еду, пока она не вернулась на кухню, то она и не узнает.

— Хочешь еще оливок? — спросил Люк, вытирая рукавом с лица томатный соус.

Я засмеялся и кивнул. У меня потекли слюнки. Элизабет вбежала на кухню как раз в тот момент, когда Люк тянулся к полке.

— Что ты делаешь? — спросила она, ища что-то в ящике.

— Достаю Айвену оливки, — объяснил Люк. — Он любит пиццу с оливками, помнишь?

Она посмотрела на кухонный стол, увидела, что он накрыт на троих, и устало потерла глаза:

— Послушай, Люк, тебе не кажется, что это перевод еды — класть оливки на пиццу? Ты их не любишь, так что потом мне просто придется их выбросить.

— Нет, это не перевод еды, потому что Айвен их съест, правда, Айвен?