Она выпрыгнула из постели и пустилась в пляс по комнате, не зная, открыть ли матери дверь или же позволить ей появиться неожиданно, что та очень любила делать. Прямо в ночной рубашке она выбежала в холл. Сквозь рифленое стекло входной двери она видела чей-то силуэт. От возбуждения она прыгала с одной ноги на другую.
Дверь в комнату отца открылась. Она повернулась к нему с улыбкой на лице. Он ответил ей слабой улыбкой и прислонился к косяку, глядя на дверь. Элизабет снова повернулась к двери, теребя подол ночной рубашки. Щель почтового ящика открылась. В нее проскользнули два белых конверта и приземлились на каменный пол. Фигура за дверью исчезла. Калитка скрипнула и закрылась.
Элизабет отпустила подол ночной рубашки и перестала прыгать. Она вдруг почувствовала холод, исходивший от каменного пола. Медленно подняла конверты. Оба были адресованы ей, и сердце ее забилось быстрее. Может быть, мать все-таки не забыла. Может быть, она так захвачена каким-нибудь своим приключением, что не успела вернуться вовремя, и все объясняет в письме. Она аккуратно открыла конверты, боясь порвать бумагу, возможно, хранившую драгоценные слова матери.
В обоих конвертах были дежурные поздравительные открытки от дальних родственников.
Плечи у нее опустились, сердце упало. Она повернулась к отцу и медленно покачала головой. Его лицо потемнело, и он сердито уставился вдаль. Их взгляды снова пересеклись, и на какое-то мгновение, редчайшее в их жизни, они почувствовали одно и то же, и Элизабет перестала ощущать себя такой одинокой. Она шагнула вперед, чтобы обнять его.
Но он повернулся и закрыл за собой дверь.
Нижняя губа Элизабет задрожала. В тот день не было ни волшебных пирожных, ни булочек. Розовые воздушные шары, плывущие к облакам, так и остались мечтами. А Элизабет поняла, что грезы и фантазии только разбивают сердце.
Глава одиннадцатая
Шипение кипящей воды, выливающейся на плиту, резко вернуло Элизабет к действительности. Она бросилась к плите, чтобы снять кастрюлю с конфорки и уменьшить огонь. Затем проверила готовность приготовленных на пару курицы и овощей, недоумевая, где она сегодня витает.
— Люк, иди ужинать! — крикнула она.
После работы она забрала Люка с фермы, хотя ей совсем не улыбалось ехать по той дороге после рыданий в офисе. Она уже сто лет не плакала и не понимала, что с ней происходит в последние дни. Мысли Элизабет все время уносились куда-то далеко, что было ей совершенно не свойственно. Она никогда не менялась, ее мысли были устойчивы и управляемы, как и она сама. Полная противоположность сегодняшнему поведению в офисе.
Волоча ноги, на кухню вошел Люк, уже переодевшийся в пижаму с Человеком-Пауком. Он грустно посмотрел на стол:
— Ты опять не поставила Айвену тарелку.
Элизабет уже открыла рот, чтобы начать возражать, но вовремя остановилась, вспомнив совет, который почерпнула в Интернете.
— Ой, правда?
Люк с удивлением посмотрел на нее.
— Извини, Айвен, — сказала она, доставая третью тарелку. «Пустая трата еды», — подумала она, кладя на тарелку брокколи, цветную капусту и картошку. — Я уверена, что он не любит курицу, так что этого хватит. — Она поставила тарелку с оставшимися овощами перед собой.
Люк покачал головой:
— Нет, Айвен сказал, что он очень любит курицу.
— Дай угадаю, — сказала Элизабет, отрезая от своего куска. — Курица — это его любимое?
Люк улыбнулся:
— Он говорит, что это его любимая птица.
— Хорошо. — Элизабет закатила глаза. Она смотрела на тарелку Айвена, не понимая, как Люку удастся съесть вторую порцию овощей, если даже то, что лежало у него на тарелке, он ел с большой неохотой.
— Айвен говорит, что сегодня хорошо повеселился у тебя в офисе, — сказал Люк и, положив в рот брокколи, стал поспешно жевать с гримасой отвращения. Он все быстро проглотил и запил молоком.
— Правда? — Элизабет улыбнулась. — Что же веселого было у меня в офисе?
— Ему понравилось крутиться в кресле, — ответил он, насаживая на вилку молодую картошку.
Элизабет перестала жевать и уставилась на Люка:
— Что ты имеешь в виду? Люк засунул картошку в рот.
— Он сказал, что больше всего ему понравилось крутиться в кресле Поппи.
На этот раз Элизабет оставила без внимания тот факт, что он разговаривает с набитым ртом.
— Ты сегодня говорил с Поппи?