85  

— Но кто был заинтересован в том, чтобы он перекроил всю свою жизнь? Я прекрасно помню последние месяцы «Красной борьбы», как раз перед взрывом. Монти почти не появлялся на собраниях. Он чувствовал, что за ним постоянно следят. Он боялся, что секретные службы собирают на него компромат. Он все время твердил, что арест и потеря работы для него равносильны смерти. Надо заметить, у Монти были проблемы с деньгами. Тогда я считал, что он много задолжал букмекерам. Чтобы расплатиться с долгами, он брал сверхурочные, а по выходным работал в барах. Он уже не выдерживал такого напряжения. Он был уверен, что рано или поздно у него сдадут нервы.

— А зарплаты ему не хватало?

— Надо полагать, нет.

— Чем он занимался?

— Он работал в архиве музея Ватикана. Главным образом разбирал картины, сваленные в запасниках. Ничего впечатляющего.

— И ничего, что могло бы принести доход, особенно если человек играет по-крупному... Но почему он так боялся, что им заинтересуется полиция? «Красная борьба» представляла такую угрозу?

— Сомневаюсь. В то время у наших секретных служб дел и без этого хватало. По сравнению с более радикальными организациями мы были безобидны. Мы не считали насилие способом решения проблемы, независимо от ситуации. Убить кого-то, подложить бомбу — это были не наши методы. Мы были прежде всего интеллектуалами. Мы познакомились в университете, нас объединил твой отец. Он убедил нас, что толчком для изменений должно послужить создание соответствующей идеологической доктрины. Мы хотели наметить контуры более справедливого общества, а вовсе не навязывать их. С этой точки зрения, «Красная борьба» наверняка выглядела менее опасной, чем другие группки. Правда, теперь, по прошествии времени, я, наоборот, думаю, что мы были на самом деле опасны. Если бы нам было отпущено еще лет пять, мы сумели бы предложить по-настоящему действенный и жизнеспособный проект. Но сомневаюсь, чтобы секретные службы заглядывали так далеко. Мы стояли у них не на первом месте.

— Но почему Монти так боялся их?

— Перед тем, как вступить в «Красную борьбу», он принадлежал к более радикальным группировкам. Наверное, дело в этом.

— К какого рода группировкам? — спросил я.

— Из тех, что без особых угрызений совести истребляют буржуазию или устраивают налеты, чтобы раздобыть деньги на борьбу. Монти никогда не распространялся о своем политическом прошлом. Может, он забыл посвятить нас в какие-то интересные подробности. Другого я представить не могу. Ведь в то время секретные службы не миндальничали. Обнаружь они основания упечь его в тюрьму, они бы не раздумывали. Так просто они его не отпустили бы.

— Если только Монти не выторговал выгодную сделку: мнимая смерть и существование под новым именем в обмен на небольшую услугу.

— Типа — подложить бомбу Франческе.

— Вот именно. Вы не знаете, встречались ли они в день взрыва?

— Нет. Зато я знаю, что твоя мать всегда все записывала в книжку. Она вечно боялась, что пропустит какую-то встречу или опоздает.

— А где эта записная книжка?

— Понятия не имею. Наверное, в день трагедии она взяла ее с собой.

— В таком случае, если книжка уцелела при взрыве, она должна находиться вместе с другими вещественными доказательствами где-то в полицейских архивах. Вы можете придумать, как туда проникнуть?

— Я дружу с одним комиссаром полиции. Попрошу его помочь нам, но я не знаю, насколько он допущен к такого рода делам.

— Как вы думаете, он смог бы что-то сделать для моего отца?

— Министерство юстиции ловко провернуло это дельце. Все в обстановке полной секретности. Никакой информации не просочилось. Ни один журналист не сообщил о его экстрадиции. Пока ты не приехал, я ничего не знал. Думаю, что он засекречен с момента приземления в Риме. Отыскать его следы будет нелегко, даже сотруднику полиции. Придется набраться терпения.

— А что вы порекомендуете насчет картины? Отец советовал показать ее вам. Он думает, что в ней и кроется секрет всей истории.

— Ты ее привез?

— Она тут, — сказал я, указывая на свою дорожную сумку. — Я ее просто вынул из рамки и скатал в трубочку.

Тененти на секунду задумался, а потом предложил:

— У меня есть знакомый антиквар, он разбирается в такого рода вещах. Честным его не назовешь, но дело свое он знает. Он занимается тем, что разбирает по кусочкам мебель разных стилей и собирает из этих кусочков настоящие музейные экспонаты. Если твоя картина — фальшивка или ее где-то украли, он тебе скажет. Ее можно оставить у него на несколько дней, посмотрим, что он выяснит.

  85  
×
×