13  

– Звенигород – город старинный, – сказала она, – здесь очень много церквей и знаменитый монастырь. Ты его увидишь, мы будем проезжать под горой, на которой он стоит. Только представь, сколько здесь колоколов?!

Мы уже въехали в город. Он казался почти игрушечным по сравнению с Москвой. Пока проезжали по улочкам, я насчитала три церкви и еще одну, строящуюся, заметила. Дорога пошла под гору. Над нами был лес, а с другой стороны дороги – река. Вереница машин у обочины.

– Здесь родник, – объяснила Женя, – люди специально сюда за водой приезжают.

Я хотела было заикнуться о том, что, может, и нам набрать.

– Пить хочешь? – спросила Катя. – Андрей, достань бутылки с водой.

Вот так, вместо родниковой святой воды мы пили кока-колу. Точнее, кока-колу пил Андрей. Мы с Женей предпочли холодный чай, как и родители Андрея.

– Почти приехали, – сообщила Катя. Как же тяжело было называть ее Катей! Все время так и подмывало сказать «тетя», ну или отчество спросить. Невозможно! Дома мне все мозги продолбили: «тетя, тетя… ты должна быть вежливой! человек намного старше тебя…». А сюда приехала: «Какая я тебе тетя? Зови меня просто по имени…». А если я нечаянно обмолвлюсь, начинали смеяться.

Мы проехали Звенигород с его монастырем на горе. Взрослые говорили о Достоевском и о Чехове; оказывается, оба писателя здесь были и оба об этом писали. Якобы в «Братьях Карамазовых» Достоевского описан именно этот город и этот монастырь, а у Чехова есть несколько рассказов, созданных во время посещения Звенигорода, или после него, под впечатлением, так сказать. Я ловила краем уха все эти взрослые разговоры. На всякий случай. Вдруг пригодится…

По обеим сторонам дороги растянулись то ли деревни, то ли дачные поселки, не поймешь. В обе стороны длинные гусеницы из машин. Миновали железнодорожный переезд, свернули налево, подкатили к глухому серому забору. Из-за забора выглядывали крыши.

Папа Андрея выбрался из машины и позвонил в звонок на воротах. Залаяли сразу две собаки. Я сидела и ждала.

Ворота распахнулись, и я увидела стройную молодую женщину, загорелую, с короткой стрижкой, а за ней, в глубине двора, деревянный домик, скрытый желтыми ветками ивы.

«Интересно, где же тут лошади?» – подумала я. Все вышли из машины, здоровались с хозяйкой. Все эти взрослые давно друг друга знают, это было видно. Даже Андрей расцеловался с Ирой – так звали женщину.

– Проходите, проходите, – приглашала она, пока родители Андрея разгружали багажник.

– Вы просто молодцы! – радовалась хозяйка, – как раз сегодня утром я проводила мужа в командировку, и так мне стало грустно. Думала, с ума сойду!

Андрей взял какие-то сумки и направился к дому, я побрела за ним. Но в дом мы не зашли. На лужайке с все еще зеленой травой стояли стол и несколько стульев, мангал, за ними беседка, увитая сухими стеблями дикого винограда. Справа какой-то домик.

Я еще покрутила головой и увидела их. Лошади стояли за проволочной сеткой. Сетка отгораживала часть двора, чтоб лошади могли погулять.

Андрей, бросив пакеты, сразу же пошел к сетке. Он стоял там и смотрел на двух лошадей, спокойно жующих сено. Возле них бегала здоровенная лохматая собака. Едва заметив Андрея, собака бросилась на сетку и стала яростно, взахлеб, лаять.

Я немного постояла у стола, но как только сюда явились взрослые, незаметно, бочком, направилась к узенькой тропинке среди смородинных кустов. Андрей стоял ко мне спиной и не обращал на меня внимания.

– А она не вырвется? – спросила я о собаке.

– Не бойся, забор рассчитан на лошадей, значит, и собака не вырвется, – ответил Андрей.

– Ты любишь лошадей? – я старалась поддержать разговор.

Он пожал плечами:

– Красивые животные…

Да, они были красивые. И еще, очень большие. Я бы не рискнула приблизиться к ним. И потом, меня больше интересовал Андрей.

– Женя говорила, что ты снимаешь кино, – неуверенно начала я.

– Да, я учусь в киношколе, – он ответил просто, как если бы сказал: «Да, я люблю шоколад» или что-то в этом духе.

– Интересно?

– Конечно, иначе бы я этим не занимался.

Я подумала, о чем бы еще спросить:

– А ты давно там учишься?

– Давно…

На лужайке смеялись, разговаривали громко, как никогда не говорят в городских квартирах, только если ругаются, как моя мама.

– Эй, детеныши, – крикнула нам Катя. Очень смешно, она вообще смешная. – Идите фрукты есть!

  13  
×
×