Последний соблазн

Кэрол положила руку ему на плечо:

— Дело не в профессионализме. Просто я думала о тебе.

— Тебе было бы неприятно мое неодобрение?

Ему не удалось спрятать привычную кривую усмешку.

Кэрол покачала головой:

— Не совсем так. Скорее, я подумала о том, чего на самом деле хочу.

Она подошла еще ближе, и Тони почувствовал, что его обдало жаром. Не раздумывая, он открыл объятия, и Кэрол прильнула к нему. Они так крепко прижались друг к другу, что слышали, как стучат их сердца. Тони спрятал лицо у нее в волосах, вдыхая ее милый запах. В первый раз после визита в замок Хохенштейн он забыл о тамошних ужасах.

Однако передышка была недолгой. Кэрол пробежала пальцами по волосам у него на затылке и тихонько сказала:

— Извини. Я все о себе и о себе. Как ты провел день?

Тони мгновенно оцепенел, потом мягко отстранил от себя Кэрол.

— Мой рассказ тебя расстроит, — сказал он, направившись к столу и беря в руки бутылку с шотландским виски. Он вопросительно наморщил лоб, и Кэрол молча покачала головой. Тогда Тони наполнил стакан и буквально упал в кресло перед ноутбуком. Он отхлебнул виски, потом тряхнул головой. — Поверь мне, лучше не рассказывать.

Кэрол присела на край дивана всего в нескольких дюймах от Тони:

— Не думаешь же ты, что меня пугают страшные истории? Сам знаешь, от них никуда не скрыться в нашей профессии. Так что давай делись со мной своей ношей.

Тони не отрывал глаз от стакана.

— Дети. Это были дети. Конечно, я знаю, что случаи издевательства над малолетними и сейчас не редки. — Он нахмурился. — Но все-таки на детей, как правило, посягают извращенцы-одиночки, которые сами за гранью добра и зла. Они не похожи на нас. Это как-то успокаивает. — Он еще глотнул виски. — А ужас моего сегодняшнего открытия состоит в том, что мучители действовали сообща. Десятки, возможно, сотни людей были вовлечены в преступление против детей. Родители, спрятавшись за ощущение беспомощности, позволяли мерзавцам увозить своих малышей. Почему? Потому что они физически неполноценны. Или потому, что они умственно неполноценны. Или потому, что они не признавали правил и их было трудно обуздать.

Тони провел рукой по волосам, не в силах справиться с недоумением, отразившимся у него на лице, и Кэрол положила ладонь ему на колено. Он накрыл ее руку своей рукой.

— Потом врачи и медицинские сестры. Они ведь не невежественные крестьяне. Образованные люди. Вроде нас с тобой. И эти люди наверняка, когда пошли в медицину, намеревались лечить больных. Однако сверху спустили указание, и в одну минуту они, перестав быть целителями, сделались истязателями и убийцами. Меня мучает вопрос: как можно так переустроить свою голову? Мне нетрудно понять самообман человека, который стал надзирателем в концентрационном лагере. Когда ощущаешь себя уязвимым, то начинаешь подозревать всех, кто не причастен к твоему сообществу, например евреев, или цыган, или коммунистов. Но здесь же немецкие дети. Наверняка многие из палачей сами были родителями. Как же они могли разграничивать свою служебную деятельность и свою домашнюю жизнь? Некоторые из них, мне кажется, свихнулись. — Он покачал головой. — Я умею сочувствовать. Я умею входить в положение людей, чья боль выплескивается на ближних. Но будь я проклят, если у меня есть хоть капля жалости к тем, кто участвовал в преступлениях, о которых я сегодня читал.

— Это я виновата, — сказала Кэрол. — Я втащила тебя во все это.

Тони вымучил из себя усталую улыбку:

— Не надо так говорить. Если я прав, то наш убийца в какой-то степени жертва того, что происходило в так называемых больницах, поэтому винить надо не одного его. Я абсолютно уверен, что ответственность за эти убийства лежит на людях, которые вне досягаемости нашего правосудия.

*

А в это время, находясь на улице, Радован Матич не верил собственным глазам. Весь вечер он промучился от скуки около дома Тадеуша Радецкого в уверенности, что придется проторчать там всю ночь. Никакой мужчина, если у него в жилах течет кровь, а не вода, не отпустит такую женщину, не приласкав ее. Кстати, из рассказанного ему дядей Дарко, Радо знал, что Радецкий совсем не монах. Поэтому он немного удивился, когда знакомый черный «мерседес» Радецкого подъехал к дому вскоре после десяти часов, и уж совсем был поражен, когда несколько минут спустя из дома вышла Кэролин Джексон.

Он последовал за «мерседесом» к дому Кэрол, и, когда она входила в подъезд, ему повезло отыскать место для парковки как раз напротив ее окон. Радо решил подождать, пока в ее окнах не зажжется свет, а потом позвонить дяде Дарко, чтобы тот отпустил его поспать. Радо вышел из машины и встал в тени цветочного магазина, оттуда было удобнее смотреть на окна.