Чему не бывать, тому не бывать

Так было надежнее всего.

Ингер Йоханне Вик и Ингвар Стюбё тоже сидели дома. Был четверг, четвертое марта, почти половина девятого вечера. Рагнхилль спала. Чуть слышно работал телевизор, но никто не следил за происходящим на экране.

Последние два дня они почти не разговаривали друг с другом. Им было страшно. В этот раз убийца выбрал спортсмена. Оставалось нереализованным только одно дело из лекции Уоррена Сиффорда о Proportional retribution, и Ингер Йоханне и Ингвар вели себя с неловкой, подчеркнутой дружелюбностью. Дома всегда полно дел. Страх можно замаскировать будничными заботами.

По крайней мере на время.

Ингвар прибивал полочки в ванной. Они пролежали в кладовке полгода. Ингер Йоханне готовилась в любой момент услышать плач Рагнхилль: удары молотка могли разбудить даже мертвого. Но она не решалась заговорить с мужем. Сидела на диване и бесцельно листала книгу: читать было невозможно.

— Наша передача сегодня будет идти дольше, чем обычно, — почти неслышно сказал диктор новостей.

Ингер Йоханне потянулась к пульту. Диктор заговорил громче. Закрутилась заставка.

Ведущий был одет в черное, как будто собирался на похороны. В этот раз он изменил своей традиции и в начале программы не осветил зрителей привычной обаятельной улыбкой. К тому же Ингер Йоханне не помнила, чтобы он когда-то раньше надевал галстук.

Гостья программы — начальник полиции — тоже была одета приличествующим случаю образом. Правда, было заметно, что форма стала ей великовата — за последние недели она сильно похудела. Она сидела на стуле прямо и не двигаясь, будто была на посту. Впервые в жизни она не знала, что отвечать на многочисленные вопросы.

— Ингвар! — позвала Ингер Йоханне. — Иди сюда!

Бешеные удары молотка в ванной.

— Ингвар! — Она пошла в ванную.

Он стоял на четвереньках и пытался соединить две полочки:

— Что за черт! Это какая-то неправильная инструкция!

— Там специальный выпуск, посвященный твоему делу, — сказала она.

— Это не мое дело. Оно мне не принадлежит.

— Ну перестань. Пойдем посмотрим. Эти полки никуда не убегут.

Он отложил молоток.

— Смотри, — смутился он, указывая на пол. — Я разбил плитку. Извини...

— Пойдем, — коротко повторила она и вернулась в гостиную.

— ...и у нас, конечно, есть целый ряд зацепок в этом деле, — говорила на экране начальник полиции. — Или лучше, наверное, сказать, в этих делах. Но они не однозначны. Обработка материалов займет какое-то время. Это очень большая работа.

— Зацепки, — зло пробормотал Ингвар, который вошел в гостиную и плюхнулся на диван. — Ну, покажи мне их тогда. Дай мне посмотреть на эти зацепки!

Он протер лицо уголком рубашки и схватил банку пива с журнального столика.

— А вы понимаете, — спросил ведущий, наклонившись вперед и разочарованно разводя руками, — что люди боятся? Очень боятся? После четырех ужасающих убийств? Когда похоже на то, что расследование не сдвигается с мертвой точки?

— Позволю себе вас поправить, — сказала начальник полиции и откашлялась в кулак. — Мы говорим о трех делах. Трех. Убийство Фионы Хелле, по мнению полиции и прокуратуры, раскрыто. Какая-то работа остается, конечно, и в этом деле, но вопрос о предъявлении обвинения будет решен в течение...

— Хорошо, три дела, — перебил ведущий. — И что у вас есть по этим делам?

— Я прошу понять, что не имею права раскрывать секреты следствия, которое до сих пор не закончилось. Единственное, что я могу сказать сегодня, — мы используем все ресурсы...

— Вы просите понять, — вновь, уже со злостью, перебил ведущий, — что оказались беспомощны? Люди вынуждены баррикадироваться в своих собственных домах и...

— Он боится, — сказал Ингвар, допивая выдохшееся пиво. — Обычно он не злится. Его стиль — хитростью и улыбкой понуждать людей к откровенности перед камерой, как ты думаешь?

Вместо ответа Ингер Йоханне сделала погромче.

— Он ужасно боится, — подтвердил Ингвар. — Он и еще несколько тысяч норвежцев, вся жизнь которых — в этом ящике. — Он указал на телевизор пустой пивной банкой.

— Ш-ш-ш.

— Иди сюда, — предложил он.

— Что?

— Посиди со мной.

— Я...

— Ну пожалуйста.

Начальнику полиции разрешили наконец уйти. Пока в студии сменялись жертвы интервью, операторы попробовали запустить репортаж из того дома, в котором два дня назад был найден оскверненный труп Ховарда Стефансена. Пленка заедала. Камера поднялась от двери подъезда к окну на пятом этаже, остановилась, и на экране застыл нерезкий стоп-кадр: женщина, с изумлением выглядывающая из-за шторы окна на третьем этаже. Что-то заскрипело, засвистело, и в кадре вновь появился ведущий.