Чему не бывать, тому не бывать

Ингер Йоханне покачала головой и тихо засмеялась. Она уперла руки в бока, склонила голову на плечо и с улыбкой смотрела на него. Зигмунд отмерил себе здоровенную порцию, закрыл бутылку, хлопнув по пробке.

— Ну, всё. На сегодня хватит. За тебя, Ингер Йоханне. Я должен сказать, что ты хороший человек. Если бы я мог каждый день приходить домой к жене и знать, что ее интересует то, чем я занимаюсь на работе! Если б она в этом разбиралась, как ты... Ты замечательная! За тебя.

— А ты чудак, Зигмунд.

— Да нет. Просто пьяный слегка.

Он поднял бокал перед Ингваром, который триумфально похлопал в ладоши у себя над головой.

— Один младенец, одна девятилетка и одна безобразная дворняга спят как убитые. Все сухие и в отличном состоянии, — доложил Ингвар и плюхнулся на свой стул. — Празднуешь что-то, Зигмунд? В понедельник?

— Да, а что? В жизни не так уж много праздников, — сказал Зигмунд, начиная икать. — Но ты, Ингер Йоханне...

— Да?

— Если бы ты представила себе ужаснейшего из возможных... самого сложного в мире серийного убийцу... ну то есть, которого сложно поймать. Если бы тебе нужно было создать профиль идеального серийного убийцы, как бы он выглядел?

— Вам двоим мало проблем с настоящими преступниками? — спросила она, наклоняясь к столу.

— Ингер Йоханне, давай! — засмеялся Ингвар. — Расскажи. Расскажи, каким бы он был.

Свеча на подоконнике догорала с горячим шипением, отражаясь в темном стекле. Ингер Йоханне нашла новую свечу, вставила ее в подсвечник и зажгла. Она постояла несколько секунд, глядя на пламя.

— Это была бы женщина, — медленно сказала она. — Просто потому, что мы обычно представляем себе мужчину. Нам непривычно видеть воплощение зла в женском обличье, как ни странно. А ведь история доказывает, что женщины могут быть чрезвычайно жестокими.

— Женщина, — кивнул Ингвар. — Что еще?

Ингер Йоханне повернулась к ним и начала перечислять, загибая пальцы:

— Хорошо образованная, конечно, и к тому же начитанная, умная, хитрая и наглая. Ну, они обычно такие и бывают. Но хуже всего, если...

Она выглядела так, как будто вдруг подумала о чем-то совсем другом и пыталась поймать ускользающую мысль. Мужчины небольшими глотками допивали коньяк, с улицы доносились голоса играющих мальчишек. У соседей погасили свет, темнота за кухонным окном стала ближе, отражения отчетливее.

— Вот что я вам скажу, — неуверенно попыталась объяснить она, поправляя очки указательным пальцем. — Это дело вызывает у меня какое-то ощущение дежавю. Я только не могу... — Она изучающе посмотрела на пламя свечи. Оно танцевало в сквозняке от окон, заменить которые у них до сих пор не хватало денег. Быстрая улыбка промелькнула на лице Ингер Йоханне. — Забудьте. Это наверняка какая-то ерунда.

— Дальше, — попросил Зигмунд. — Пока ты только перечислила очевидное. Что еще нужно, чтобы эту женщину, о которой ты говоришь, невозможно было поймать? Разве они все не сумасшедшие в той или иной степени?

— Не сумасшедшие. — Ингер Йоханне уверенно покачала головой. — Помешанные, это понятно. Я согласна, что она страдает какой-то формой расстройства личности. Но она точно не сумасшедшая. С уголовной точки зрения, убийцы очень редко бывают невменяемыми. А что до того, почему ее невозможно было бы поймать, если только не застать на месте преступления...

— Чего эта суперженщина, конечно, не допустит, — перебил Ингвар, потирая шею.

— Именно, — кивнула Ингер Йоханне.

Мальчишки ушли дальше. В домах на улице Хёугес гасло все больше и больше окон. Внизу наконец-то все затихло. Только один из вечных котов поныл в саду, прежде чем исчезнуть. Ингер Йоханне ловила себя на том, что она чувствует защиту этого дома; в первый раз с тех пор, как они переехали, она окончательно почувствовала себя дома. Она удивленно провела ладонью по крышке стола. Палец наткнулся на зарубку — Кристиане играла с ножом, когда на нее никто не смотрел. Ингер Йоханне оглядела кухню: на деревянных панелях были царапины от усердных когтей Джека, на паркетном полу — от полозьев колыбели Рагнхилль, на стене под подоконником Кристиане нарисовала бледно-красным фломастером небоскреб.

Она втянула ноздрями воздух. Пахло едой, чистым младенцем и немножко — собакой. Слабый запах коньяка донесся до нее, когда Ингвар сделал последний глоток. Она наклонилась, чтобы поднять разноцветную погремушку в углу возле посудомоечной машины, и заметила, что Кристиане написала на плинтусе свое имя косыми странными буквами.