Таня Гроттер и посох Волхвов

Вскоре спецназ, снайперы и ювелир отбыли на микроавтобусе в неизвестном направлении, увозя с собой с десяток наглухо застегнутых одинаковых сумок. Котлеткины, тепло попрощавшись с Дурневыми, уехали в ресторан, где собирались все министерские. Ресторан, по слухам, был очень любопытный и даже с изюминкой. Там подавали французский коньяк «Наполеон» в гнутых армейских фляжках и пирог в форме огромной авиабомбы. Официантки же, все как на подбор 90 – 60 – 90, были в кожанках, в касках с подбородными ремнями и передвигались от столика к столику на трещащих мотоциклетках.

Дядя Герман посмотрел на часы. До полуночи оставалось около четверти часа. Самое время начинать праздновать. В отличном настроении Дурневы уселись за стол и стали нежно, как курочки, копаться в тарелках. Халявий, с подвязанной салфеткой, сидел рядом с Пипой и хмуро сосал копченую индюшачью ножку, капая жиром на скатерть.

– Крови жажду! Не хочу есть дохлую птичку! – сказал он капризно.

– Она не дохлая! – возмутилась Дурнева.

– А копченая – это что, живая, что ли? Крови жажду! – забузил Халявий и швырнул индюшачьей ножкой в таксу. Полтора Километра вцепилась в ножку зубами и утащила ее под диван.

– А этого не жаждешь? – тетя Нинель погрозила оборотню пудовым кулаком и решительно придвинула стакан с томатным соком. – На, пей, он тоже красный! А не то плитку гематогена в зубы и баиньки!

Дядя Герман включил телевизор и стал дожидаться новогоднего выступления президента. Он всегда следовал традиции и открывал бутылку с шампанским сразу после президентской речи, под бой курантов.

Наконец президент выступил, и стрелка, и так уже почти прилипшая к отметке XII, сдвинулась вперед на одно деление. «Бо-ом… Бо-ом… Бо-ом…» – тяжело ударили кремлевские часы, отсчитывая мгновения до Нового года.

– Ну! Вдарили! Как встретишь Новый год, так его и проведешь! – с чувством сказал Дурнев. Он поднял бокал и нежно похлопал себя по карману, в котором лежал чек.

И тут, именно в этот определяющий судьбу момент, кто-то нажал на кнопку звонка. Звонок, с готовностью изменяя своему обычному ехидному попискиванию, радостно заглушил бой курантов. Тетя Нинель подпрыгнула на табуретке. Ее ножки с треском подломились.

– ГЕРМАН! – укоризненно воскликнула тетя Нинель, оказываясь на полу вместе с обломками.

– Я никого не жду! – пискнул наследник графа Дракулы.

Пипа сорвалась с места и торопливо подскочила к глазку.

– О НЕТ! НЕТ!!! – заорала она не своим голосом.

– Кто там, Пипочка?

– ЭТО ГРОТТЕРША! Мамуль, давай противотанковые ежи – будем баррикадироваться! Папуль, неси ятаган! – принялась распоряжаться Пипа. Она была близка к помешательству.

Дядя Герман и тетя Нинель бросились к Пипе. Такса Полтора Километра и Халявий последовали их примеру. Комната опустела. Забытая бутылка с шампанским издала размытый хлюпающий звук. Из горлышка полезла пена, точно грязный бритвенный крем, стекая по краям бутылки на скатерть.

Дурневы и их прихехешники в лице кривоногой кашляющей колбасы и оборотня столпились у двери, шепотом совещаясь, открывать или не открывать. Полтора Километра в обсуждении не участвовала, зато самым неприятным образом сипела. В груди у нее что-то возмущенно булькало.

Карлик Халявий до «глазка» не доставал, хотя и все время подпрыгивал. В конце концов он ухитрился забраться к Пипе на плечи и, свесив грязные ноги, прилип к «глазку».

– Не пускайте Гроттершу, или я с лоджии выпрыгну! В унитазе утоплюсь! – заверещала Пипа, отмахиваясь от далеко не стерильных ступней Халявия, которые он в волнении совал ей в самый нос.

– Чур меня, чур! Неужели Гроттерша будет маячить здесь двенадцать следующих месяцев? Лучше бы я согласился уехать послом в Ирак! – суеверно застонал дядя Герман, обреченно открывая дверь.

– Бо-ом! – сказали часы в последний раз.

Новый год наступил.

* * *

Гуннаробус фессит энкрилит фермосум!

Слова заклинания принудительной телепортации долго звучали у Тани в ушах, пока она в кольце зеленых искр пронизывала пространство. Телепортироваться было не больно и даже не страшно, учитывая, что телепортировали ее все же не Гуня Гломов с Дуськой Пупсиковой, а Сарданапал с Медузией – настоящие профи, предусмотревшие все случайности. Самым непривычным было, пожалуй, разъединение души с телом. Таня видела свое тело словно со стороны и лишь в самом уже конце, когда телепортация завершилась, вскочила в него, точно спешащий студент в вагон метро…