Битва веков

В марте триста недовольных царской властью узников исчезли в московских подвалах Разбойного приказа и оказались надолго забыты. Государя отвлекли от них другие хлопоты: датский принц Магнус получил согласие родичей на брак и приехал за невестой. Москва готовилась к торжествам — и среди шумных хлопот князь Сакульский заметил происходящие при царском опричном дворе странные изменения. Первым среди слуг избранных Иоанновых вдруг обнаружился князь Пронский. Это после событий новгородских князя особо не удивило — но следом на опричную службу был зачислен князь Никита Одоевский, верный и близкий сторонник покойного князя Старицкого, его родственник — сестра Никиты была за князем Владимиром замужем. Одновременно с Одоевским в опричных воеводах объявился князь Андрей Хованский, двоюродный племянник Евфросиньи Старицкой. Он прежде был боярином и дворецким у князя Владимира. Членом опричнины стал и Никита Борисов, тоже близкая княжеская родня: по матери Евфросинья Старицкая была Борисовой. Опричником стал второй племянник Владимира Андреевича Старицкого по женской линии Семен Данилович Пронский; потомок великого князя литовского Гедимина князь Федор Михайлович Трубецкой присоединился в царской службе к брату.

Создавалось четкое впечатление, что весь двор царского брата дружными рядами и чуть ли не под барабанную дробь перешел под новые знамена. Причем не просто перебежал: бывшие сторонники Старицкого сидели в опричной думе, служили воеводами, охраняли царскую особу, руководили приказами. То есть получили места ответственные и важные, которых достойны лишь самые доверенные люди, сумевшие доказать свою безусловную преданность.

Князь Сакульский начал догадываться, отчего с такой завидной регулярностью проваливались планы злосчастного Владимира по свержению царя, отчего Иоанн так хорошо знал имена заговорщиков, почему вовремя избегал опасности, почему с такой легкостью угадывал, кому из слуг доверять можно, а кому нет. Похоже, пока двоюродный брат нацеливался на русский престол — государь сам сумел выстроить в недрах его двора развернутую измену и спокойно ждал, давая Старицкому возможность раскаяться, а недовольным царскими преобразованиями — слетаться к брату, как мухам на мед. Но настал час, когда терпение Иоанна исчерпалось… А может — он просто решил, что пора травить скопившееся осиное гнездо, раз и навсегда заканчивая со всеми возможными смутами перед лицом близкой внешней угрозы.

При составлении описи приданого, что отправлялось в путь вместе с княжной Марией Старицкой, Андрей оказался рядом с князем Федором Трубецким уделами своими одним из самых богатых. И, наблюдая за стараниями подьячих, поинтересовался:

— Скажи, княже, не обидно было от прав своих отрекаться, когда в опричнину записывался? Я из-за своего малого чуть с Иоанном не повздорил. На вас с братом смотрю теперь и удивляюсь.

Воевода, скучающий не меньше его, пожал плечами:

— Мы об том поперва с другом твоим князем Воротынским побеседовать успели, Андрей Васильевич, когда государь его дворцом награждал. Князь Михайло сказывал, жизнь его токмо проще и вольготнее стала. Доходы от поместий и промыслов уменьшились мало, однако же и хлопот стало куда меньше. Полки сбирать, за оружием и бронью следить нужды нет, тем теперь Разрядный приказ занимается, его не тревожа. Холопов раньше на свое серебро закупать приходилось. Погиб — твои расходы, нового ищи. Теперь и эта забота на казне. С судами тоже ведь не токмо право, но и забота, и обиды извечные. Теперь государевы воеводы по государеву и Земского собора уложению с помощью людей местных выборных решают — с них и спрос, на князя обиды нет. Обидно, конечно, своей армии лишиться, прав дедовских. Но с кем ныне удельному князю сразиться по силам? С Польшей, Османской империей, со всей Русью? Нет нам врага соразмерного. Куда ни кинь, но без защиты державы сильной не уцелеть. Посему и выходит, что, окромя обиды простой, во всем остальном по новому уложению царскому одни выгоды выходят. А коли так — к чему бунтовать, Андрей Васильевич? Чего ради муки терпеть да земель наследных лишаться, как мыслишь? Вот большинство родов знатных обратно под руку царскую и потянулось. Ныне, глянь, различия между двором опричным и двором прежним, государевым и не осталось вовсе. Дума же опричная родами знатными и известными нынешнюю думу земскую и вовсе второй год как превзошла.