Время Игры

Югороссия, мол, движимая не забытыми еще союзническими по Антанте чувствами, безусловно, готова к переговорам и даже не возражает против обсуждения дальнейшей судьбы вполне добровольно спустивших флаги линкоров, которые по всем обычаям являются законным трофеем русского флота, как, например, доставшиеся японцам корабли Тихоокеанского флота.

В 1916 году Россия, как известно, даже будучи союзницей Японии, выкупила у них отнюдь не сдавшиеся, а затопленные своими экипажами «Варяг», «Пересвет» и «Полтаву» за полновесные золотые рубли.

Вот и сейчас Югороссия готова, в случае принесения британским правительством соответствующих извинений и выплаты компенсации за понесенный русским флотом ущерб, возвратить пять линкоров вместе с экипажами за вполне доступную, возможно, даже символическую сумму.

Естественно, после такого ответа гордый Альбион от идеи переговоров отказался и приступил к тесной блокаде выхода из Дарданелл в Эгейское море.

В блокаде участвовали срочно переброшенные из метрополии и Сингапура восемь линкоров, четыре крейсера и дюжина эсминцев, составивших вновь образованный Средиземноморский флот под командой контр-адмирала Джереми Садлера.

Адмирал немного недобрал славы в мировую войну и теперь мечтал блеснуть флотоводческими талантами и получить очередную нашивку.

Прорвать и даже полностью снять блокаду российскому флоту, с его новыми возможностями, технически было нетрудно. Но – бессмысленно.

Если только не принудить Англию к безоговорочной капитуляции и полной демилитаризации, примерно так, как это было сделано с Германией. А иначе восстановить русское торговое судоходство в Мировом океане все равно невозможно. Пришлось бы смириться с тотальной каперской войной без правил или уж «добивать врага в его берлоге».

И все же мы решили предпринять этот вроде бы самоубийственный и в любом случае сулящий дальнейшие осложнения шаг. Тщательно взвесив все возможные последствия.

В идеале можно рассчитывать, что «Призрак» сумеет проскочить между островами незамеченным. Удалось же подобное в 1942 году ледоколу «Микоян», который, имея всего десять узлов хода, пробрался мимо Лесбоса, Хиоса, Крита и Кипра, избежав встречи с итальянскими эсминцами и немецкими торпедными катерами.

А яхта ведь не грузный неповоротливый ледокол и скорость под дизелями развивает почти такую же, как самый быстроходный английский «Виттори». Так что шансы на прорыв неплохие.

А если пробраться тишком не удастся – есть второй вариант. А также и третий.

Глава 3

…«Валгалла» начала отворачивать вправо, ложась на курс и постепенно прибавляя ход. На мутной поверхности моря обозначился кильватерный след, тоже какой-то грязноватый, лишенный той торжественности, что бывает, когда вода сапфирово-синяя, а с неба сияет летнее солнце.

Словно поздравляя столпившихся на крыле мостика друзей с началом плавания, а на самом деле – прощаясь, Шульгин несколько раз взмахнул рукой с зажатой в ней фуражкой. Дождался, пока Новиков передвинул рукоятку машинного телеграфа на «Средний ход» и скрылся в рубке. Как бы по неотложному делу. Или – отметить первые кабельтовы кругосветного плавания ритуальной рюмочкой.

Вскоре он вновь появился на палубе, и даже в сильный бинокль никто бы не заметил подмены. Хотя уже не Шульгин это был, а одетый в такой же форменный китель и фуражку биоробот, фотографически похожий на прототип.

Даже если придется подходить вплотную к борту «Валгаллы» и вступать в разговор с кем-либо из друзей, не меньше получаса он в этой роли продержится. Потом, конечно, обман может раскрыться, да и то не наверняка. Словарный запас у робота почти неограниченный, все основные манеры и реакции Шульгина скопированы. Только в действительно неординарной ситуации псевдомозг может «зависнуть»…

А настоящий Сашка в это время в своей каюте сбросил китель, брюки и прочее, натянул утепленный серо-зеленый гидрокостюм. Октябрь все же за бортом, а плыть до известного места на берегу не меньше двух миль, то есть полчаса минимум.

Прошлепал мягкой резиной по ковру пассажирского коридора, по узкому металлическому мостику машинного отделения, висящему над аккумуляторными ямами и белыми кожухами двух тысячесильных двигателей, сквозь овальную, снабженную кремальерой герметичную дверь, так непохожую на резные дубовые двери «господской половины», спустился под полубак.