Мозг Кеннеди

Мысли замерли. Нашел ли Хенрик то, что сознательно искал? Или он набрел на что-то по чистой случайности?

От работы на компьютере она взмокла, хотя кондиционер был включен. Селина убрала ее комнату и унесла с собой грязное белье. Луиза переоделась в хлопчатобумажную рубаху. Одновременно она слышала, как Селина разговаривает с кем-то внизу. Может, Ларс Хоканссон вернулся домой? Селина поднялась наверх.

— К вам гостья. Та же, что вчера.

Лусинда явно устала. Селина протянула ей стакан воды.

— Я так и не попала ночью домой. Компания итальянских дорожников оккупировала «Малокуру». Бар сумел-таки впервые оправдать свое название. Они пили как сапожники и разбрелись только к рассвету.

— Что означает «Малокура»?

— «Умалишенный». Бар открыла женщина по имени Долорес Абреу. Вроде бы в начале шестидесятых годов, еще до моего рождения. Женщина монументальная, дородная, одна из крепких шлюх тех времен, следившая, чтобы профессия никогда не затрагивала семью. Долорес была замужем за невзрачным, скромным человечком по имени Натаниэл. Он играл на трубе и, говорят, был одним из тех, кто в пятидесятые годы создал в этом городе популярный танец «маррабента». У Долорес была постоянная клиентура из Йоханнесбурга и Претории. Золотое время великого лицемерия. По расовым законам белые южноафриканцы не имели права покупать черных шлюх, поэтому они садились в машину или на поезд и отправлялись туда, где могли попробовать черных мышек. — Лусинда замолчала, с улыбкой глядя на Луизу. — Надеюсь, ты простишь мой язык.- То, что у женщин между ног, во многих странах называют мышками. Будь я помоложе, наверно, пришла бы в ужас. Но сейчас уже нет.

— Долорес, женщина бережливая, сумела скопить денег, если и не состояние, то сумму вполне достаточную, чтобы вложить ее в этот бар. Говорят, название придумал ее муж. Он имел в виду, что на этой безнадежной затее она потеряет все деньги. Но дело пошло отлично.

— Где она сейчас?

— На кладбище Льянгене рядом с Натаниэлом. Бар унаследовали дети, немедленно разругались и продали его китайцу-врачу, от которого в результате сложных заемных трансакций заведение перешло к португальцу, торговцу тканями. Несколько лет назад бар выкупила одна из дочерей министра финансов. Но она там никогда не появляется. Это намного ниже ее достоинства. Большую часть времени она проводит, покупая наряды в парижских бутиках. Как называется самый роскошный из них?

— «Диор»?

— Точно, «Диор». Две ее дочурки, по слухам, тоже одеваются у Диора. А страна в это время голодает. Мадам через день присылает кого-нибудь из своих подчиненных забрать выручку.

Лусинда позвала Селину, и та налила ей стакан воды.

— Я пришла сюда, потому что ночью у меня возникла одна идея. Когда итальянцы хорошо надрались и стали лапать меня, я вышла покурить. Посмотрела на звезды. И тут вспомнила, как Хенрик однажды сказал, что звездное небо над Иньякой такое же ясное, как далеко на севере Швеции.

— Где?

— Над Иньякой. Это остров в Индийском океане. Хенрик часто рассказывал о нем. Возможно, он не раз там бывал. Остров имел для него особенное значение. Мне вдруг вспомнилась его фраза, которую я сочла важной. Он сказал: я никогда не сумею спрятаться на Иньяке. Я хорошо помню его слова. Иногда он тщательно обдумывал то, что собирается сказать. Это был как раз такой случай.

— Что он делал на Иньяке?

— Не знаю. Туда ездят плавать, гулять по берегу, нырять, ловить рыбу или напиваться в гостинице.

— У Хенрика не хватило бы терпения для подобного образа жизни.

— Именно поэтому я подозреваю, что его тянуло туда что-то другое.

— По-твоему, он искал тайного убежища?

— Мне кажется, он встретил там кого-то.

— Что за люди живут на острове?

— В основном крестьяне и рыбаки. Там расположена морская биологическая база университета Мондлане. Несколько магазинчиков и гостиница. Вот и все. Помимо громадного количества змей, как говорят. Иньяка — змеиный рай.

— Хенрик ненавидел змей. Зато обожал пауков. Однажды в детстве он съел паука.

Лусинда, похоже, пропустила ее слова мимо ушей.

— Он сказал фразу, которую я так и не поняла. О картине. О художнике, живущем на острове. Я плохо помню.

— Где вы были, когда он об этом рассказывал?

— В постели, в гостинице. Единственный раз ему не удалось найти для нас свободного дома. И мы поселились в гостинице. Тогда-то он и заговорил о картине и художнике. Я прямо вижу его перед собой. Было утро. Он стоял у окна, спиной ко мне. Я не видела его лица, когда он говорил.