Антик с гвоздикой

Наконец она признала свое поражение и после этого взобралась на подоконник, обхватила согнутые колени руками и, уронив на них голову, попыталась свести воедино события вчерашнего дня. Она уже поняла, что не в ее власти изгнать из памяти воспоминания о Григории Панюшеве. Что ни говори, но она была женщиной, причем той, которой совсем не досталось счастья. Как любая девушка, она когда-то мечтала о любви, которую непременно обретет с прекрасным молодым человеком, тонким и возвышенным, чьи чувства будут столь же глубоки и сильны, как и ее.

Впрочем, никто не считался с ее мечтами и мнением до замужества, а после тем более. Замуж ее отдали не по любви, да еще за человека, которого она до самой свадьбы даже в глаза не видела, равно как и он ее. Так распорядилась старая графиня, рассердившись на сына. Позже Наталья поняла почему. Но что она могла изменить в своей жизни? Ее пытались превратить в рабу, бессловесное, покорное создание, чья роль сводилась к тому, чтобы родить крепкого здорового наследника. С этой задачей она справилась.

Но, подарив графине внука, она преобразилась! Забитое, затурканное даже слугами существо расправило плечи, выпрямило спину и высоко вскинуло голову, явив свекрови прелестную женщину с гордым и непреклонным взглядом. Первым делом Наталья отказалась доверять сына кормилицам и сама вскормила его грудью, несмотря на то что старая графиня была от этого в ужасе.

После того как доктор позволил молодой графине после родов выходить к обеду, граф Федор решил отвесить ей привычную оплеуху прямо за столом на потеху своим приятелям и приживалам. Она ловко уклонилась и, зацепив пригоршней стоявший рядом студень из телятины, влепила его в физиономию человека, которого ненавидела более всех на свете. Граф схватился за плетку, она — за большое серебряное блюдо из-под жареного поросенка, сбросив того на колени самому гадкому из приятелей Федора барону фон Кромму. Загородившись блюдом, как щитом, она не только избежала удара хлыстом, но, изловчившись, еще и заехала им мужу по голове.

Слуги совершенно безучастно наблюдали за баталией. Подобное было им не в диковинку. Втайне они сочувствовали молодой графине и радовались поражению графа, которого в доме ненавидели и боялись. В тот раз графа увели с поля битвы с изрядным фонарем под глазом и ссадиной на лбу.

После этого в Наталью точно бес вселился. Она стала дерзкой и непокорной. Кроме бабушки-графини и няньки, никого больше к сыну не подпускала. Правда, его отец не слишком горел желанием общаться с подрастающим наследником. Вернее, он вообще избегал с ним встречаться. И это было на руку Наталье. Никто не должен был догадаться, что она знала, по какой причине граф не желает видеть сына. И почему она сама с такой небывалой силой ненавидит мужа…

Наталья вздохнула, выпрямилась и направила взгляд в сторону озера. Там проходила граница ее владений, но и его тоже. Почему-то она не слишком серьезно восприняла угрозы князя запретить ее крестьянам пользоваться дорогой. Как любая женщина, она мгновенно почувствовала, что произвела на него впечатление. И хотя ни один мужчина не осмеливался бросать на нее подобные взгляды, она сразу же поняла, что значило это выражение в глазах князя, когда он смотрел на ее шею, плечи, грудь…

Стоило ей вновь представить взгляд князя, вспомнить его самого, его ладную фигуру и смуглое лицо, как жаркая волна накрыла ее с головой. Она задохнулась, сердце ее неистово забилось, как после долгой скачки сквозь лес, где думаешь не только о том, чтобы удержаться на коне, но и как бы не врезаться головой в ветку, не влететь в дерево. Графиня застонала. Никто ее не видел сейчас. И она могла позволить себе застонать при воспоминании о мужчине, представить себя в его объятиях. Она знала, что они будут сильными, эти объятия, и его желание обладать ею будет искренним, как искренни и непритворны были ее страдания. Она хотела его телом и душой, но выцарапала бы глаза всякому, кто посмел бы уличить ее в этом, точно так же, как и самому князю, вздумай он посягнуть на ее добродетель или хотя бы намекнуть об этом.

Ей стало совсем плохо: к горлу подступала тошнота, во рту пересохло, грудь болезненно набухла, живот сводило спазмами. Графиня обхватила себя руками. Все эти годы она держала себя в уезде, забыв о тех радостях, которые приносит любовь мужчины и женщины. И немудрено, слишком мало подобных радостей выпало ей. До сих пор она вспоминала это как сон. Удивительный сон, который растянулся на три ночи, а после… А после был ужас одиночества, ненависть, страхи и желание растерзать в клочья всякого, кто посмел бы влезть в ее душу без позволения. Припадки гнева угнетали ее, она понимала, чем это вызвано, но зажимала себя в кулак и терпела, терпела, терпела… До вчерашнего дня… Вернее, вечера, когда загорелый всадник ворвался не только в ее парк, но и в ее сердце.