Антик с гвоздикой

— Но как же? — вполне непосредственно изумилась Ксения. — Помнишь, еще твоя свекровь была жива и брала нас в Завидово? В оранжерее княгини росли точно такие же розы. Помнится, Мария Васильевна говорила, что они жутко редкие и доро… — Она запнулась на полуслове от ненавидящего взгляда, которым ее одарила сестра. И поняла, что опять проявила бестактность.

— Прости, я не хотела, — прошептала она виновато и отвернулась.

— А что ты хочешь на самом деле? — почти прошипела от ярости графиня. — Извести меня со света! Что за мерзкие шутки? — Она поставила кувшин с цветами на прикроватный столик, подошла к сестре и, схватив ее за руку, требовательно развернула к себе. — Никто не смеет проникнуть в мой дом, ты понимаешь это или нет? Значит, кого-то подкупили или точно так же свели с ума. Отвечай, чьих это рук дело? Кто проделывает эти мерзкие фокусы? Уж не ты ли?

— Опомнись, Наташа! — Ксения вырвала руку. — Ты, видно, совсем сошла с ума и готова подозревать кого угодно. Но князь и сам с тем же успехом способен проникнуть в дом. Вспомни, как он ловко снял Павлика с дерева…

— С чего ты взяла, что это проделки князя? — Нахмурившись, сестра ждала ее ответа.

— Потому что розы точно из его оранжереи, — ответила Ксения с досадой на упрямицу, не желавшую замечать и понимать очевидное. — Признайся, он проделал это просто замечательно! — И она улыбнулась, кивнув на розы, которые, попав в воду, полностью распустились и стали оттого еще красивее.

Графиня ничего не ответила, но подошла к цветам и провела пальцем по лепесткам. Затем подняла взгляд на сестру. Лицо ее осунулось за эту ночь до неузнаваемости: синие круги под глазами, бледная кожа… Она покачала головой и печально усмехнулась.

— Я не верю, что он проделал это из добрых побуждений! Князь — хитрый и коварный негодяй. С сегодняшнего дня я велю расставить сторожей вдоль ограды и выпускать на ночь собак. Посмотрим, решится ли он вновь на подобные мерзости! — Она оттолкнула от себя цветы, и кувшин точно свалился бы на пол, если бы Ксения не успела подхватить его на руки.

Она так и застыла, прижимая букет к себе.

А графиня ходила взад и вперед по комнате, отмечая каждое свое слово энергичным взмахом руки.

— Все цветы немедленно выбросить в выгребную яму! Пусть князь не думает, что сумел смутить меня своим поступком. Наверняка в доме имеются шпионы, которые тотчас донесут ему об этом. — Она очень выразительно посмотрела на Ксению. И хотя сердце той буквально провалилось в пятки, девушка мужественно выдержала этот взгляд. — К завтраку я не выйду, — продолжала вешать ее сестра, — но после обеда хочу побывать возле дороги. Знаешь ли, — она криво усмехнулась, — Тимша все-таки поменяла свое русло, и мне хотелось бы убедиться, каково теперь Караваеву! — Она рассмеялась, но этот смех окончательно напугал Ксению. На мгновение ей и впрямь показалось, что сестра сходит с ума.

Девушка нервно переступила ногами и облизала пересохшие губы. Наталья, казалось, почувствовала ее смятение и смерила сестру долгим взглядом.

— Ладно, иди, — приказала она строго, — но не забудь захватить цветы. И вели приготовить ванну, я падаю с ног от усталости.

Графиня поднесла руку к глазам. Лицо ее приняло прямо-таки мученическое выражение. Заметив, что сестра замешкалась, она произнесла уже более мягко:

— Иди, иди, Ксюша! Проследи, чтобы никто не беспокоил меня до обеда. Да, — она едва заметно улыбнулась, — поезжайте с Павликом на прогулку. Все меньше гомону будет в доме. — Она подошла к окну и задернула шторы.

Ксения в этот момент опустила кувшин на пол и шмыгнула за дверь. Она почти бежала по коридору, боясь услышать гневный окрик сестры. Ведь она опять ослушалась Наташу, не забрала цветы. Но Наталья так и не позвала ее. А когда Марфуша в сопровождении двух дюжих лакеев, несущих котел горячей воды для ванны, постучала в дверь спальни, им никто не ответил. Горничная толкнула створку и в образовавшуюся щель увидела, что графиня уже спит прямо поверх покрывала, не сняв даже костюма для верховой езды. Правда, она успела скинуть сапоги. А кувшин с розами снова красовался у нее в изголовье…

— Все, все пропало! — с этими криками Василий Ефимович Караваев ворвался в столовую, где князь Панюшев и Аркадий Дроздовский заканчивали свой поздний завтрак. Воздев в трагическом жесте руки к небу, сосед упал на стул и некоторое время, точно февральский налим в проруби, судорожно хватал воздух открытым ртом.