Невеста-обманщица

Он насухо вытер ее полотенцем и отложил его в сторону. Повернулся, чтобы сказать ей, что она может вставать, и не смог отвести от нее взгляда. Все его самообладание улетучилось в один миг. Водная процедура закончилась, и вместе с ней пришел конец его спокойствию. От его сдержанности осталось слабое воспоминание. Он не мог не смотреть на нее, его пальцы свело судорогой от близости ее тела. Ее плоть была мягкой, розовой и теплой, и он почувствовал, что снова начинает дрожать. Господи, можно подумать, он никогда не видел обнаженной женщины! Никогда раньше вид женского тела не вызывал у него дрожи. Он легко дотронулся пальцами до внутренней стороны бедер. Ему хотелось погладить ее, поласкать своими пальцами и ртом. И сжать ее груди, взять в рот ее соски и потереться щекой о мягкую плоть, чувствуя биение ее сердца напротив своего лица.

Его дыхание стало хриплым. Это было еще хуже, чем прошлой ночью, эта изматывающая страсть, это дикое нетерпение, от которого он терял голову; он просто не узнавал себя, и его разум отвергал это безумие. Кровь застучала у него в голове, мышцы напряглись. Его член стал твердым и дрожал от мучительного желания. Он попытался обратиться к своему разуму, но тот не откликнулся.

— Черт возьми, — проговорил он и упал на нее, раздвигая ее ноги еще шире и втискиваясь между ними.

— Приподними бедра, — сказал он и сам поднял их своими большими руками. Он задыхался, чувствуя, что больше не может сдерживаться, и не понимал, что с ним происходит, не мог объяснить себе этого, и резко вошел в нее.

Александра закричала от неожиданности. Дуглас замер над ней, но только на мгновение. Она была очень узкой и горячей, поэтому он чувствовал, как плотно обхватывает его ее плоть; она принимала его, и это вселило в него надежду, что она тоже испытывает хоть немного желания. Она принимала его очень мягко, и он ощущал каждое ее движение; наслаждение было таким сильным, что все мысли оставили его, он выгнул спину и входил в нее все глубже и глубже. Он весь вошел в ее лоно и языком ласкал ее рот. Ему хотелось как можно сильнее прижаться к ней и сдавить ее груди.

— Александра. Она открыла глаза.

— Пожалуйста, лежи очень тихо. Тебе не больно?

— Нет, но я не знаю, как будет дальше, и это меня пугает.

— Обещаю тебе, в следующий раз я сделаю это очень медленно. Клянусь тебе, но не в этот раз. Пожалуйста, не двигайся. Если ты пошевелишься, я сойду с ума. Ты понимаешь? — Она подняла на него удивленные глаза. — Просто скажи, что понимаешь.

— Понимаю.

— Вот и хорошо. Не знаю, что со мной такое. Такого никогда не случалось. Так не должно быть или… — он почувствовал, как ее мышцы плотно обхватили его, застонал, напрягся и тяжело задышал. Чертыхнулся и закрыл глаза. Глубоко вошел, потом вышел из нее, но только затем, чтобы потом снова мощно войти; руками он упирался в ее бедра, приподнимая их.

Он закричал, достигнув пика своего наслаждения, закричал как сумасшедший, закричал так, как никогда не кричал в своей жизни. Потом упал на нее, целуя и шепча слова утешения, пробуя на вкус ее слезы, тепло ее рта; ему не хотелось выходить из нее и он продолжал двигаться в ней и просто не верил, что такое могло с ним случиться, и никак не мог остановиться.

Наконец он успокоился и затих. Он снова сделал это. Полностью утратил над собой контроль и забыл, кто он и что он. Эта женщина забирает у него всю его волю. С этим нельзя примириться. Он нахмурился. Она плакала; лицо, окруженное спутанными волосами, было бледным.

— Мне очень жаль. — Он оторвался от нее. — Клянусь, что в следующий раз я сделаю все очень медленно и не напугаю вас. Мне правда очень жаль. — Он встал, его грудь тяжело вздымалась. — Мне очень жаль, — повторил он, глядя на ее раскинутые ноги, — но я не могу…

Он потянулся за халатом, но был остановлен тихим, но очень злым голосом:

— Если вы снова сейчас убежите, Дуглас Шербрук, то клянусь вам, я уеду из Нортклиффа в Лондон и там расскажу всем, что вы свинья и как любовник — ничто. Все женщины в Лондоне узнают, что вы совершенно не умеете владеть собой и вообще буйно помешанный, и что вы не в состоянии думать ни о чем, кроме собственного удовольствия. И еще, что вы слишком волосаты и много потеете!

— Черт возьми, это вы виноваты! Если бы вы не были такой…

— Какой такой? Такой невероятно красивой? Такой совершенной?

— Ну, нет, конечно, вы не.., то есть не совсем.., просто.., это вы во всем виноваты. Еще ни одна женщина не доводила меня до подобного состояния, до такого помешательства, и Господь знает, что вы — совсем не то, что ваша сестра и…