Пентаграмма

Сивертсен кивнул на плакат с Игги Попом и продолжил:

— Никакой афродизиак не действует на женщин сильнее, чем искренняя мужская влюбленность. В основном я заводил романы с замужними — с ними меньше проблем, а в трудные времена они становились верным источником дохода, хоть и ненадолго. Годы проносились, не оставляя на мне отметин. Мне миновало тридцать, а я, как и прежде, был беззаботно улыбчив, влюбчив и хорош в постели.

Сивертсен прислонил голову к стене и закрыл глаза.

— Должно быть, звучит цинично. Но поверьте, всякий раз я признавался в любви искренне и от всего сердца, как признавался своей жене отец. Я отдавал им все. Но подходило время, и расставался с ними. Так заканчивалось всякий раз, и я думал, что так будет всегда, пока два года назад осенним днем не зашел в бар на Вацлавской площади. Там я увидел ее. Еву. Да, так ее и зовут — парадоксы существуют, Холе! Что меня сразу поразило, так это то, что она, хоть и не была красавицей, вела себя, словно королева красоты. А люди, которые верят в то, что они прекрасны, прекрасны на самом деле. Очаровывать женщин я умел и направился к ней. Нет, она не послала меня к чертям, но так вежливо держала на приличной дистанции, что я потерял голову. — Сивертсен ухмыльнулся. — Потому что никакой афродизиак не действует на мужчин сильнее, чем искренняя женская холодность к тебе. Ей было двадцать шесть. Она моложе меня. У нее чувство стиля в сто раз лучше моего. Но главное — я не был ей нужен. Она могла продолжать свою работу — она до сих пор думает, что я ничего о ней не знаю — и ублажать немецких коммерсантов.

— Так почему же не продолжила? — спросил Харри, выпуская дым в Игги.

— Я же влюбился в нее, а моей влюбленности хватало на нас обоих. Мне хотелось, чтобы она была только моей, а для Евы — как и для большинства невлюбленных женщин — на первое место выходила экономическая стабильность. Чтобы получить эксклюзивные права, я должен был много зарабатывать. Контрабанда «кровавых» алмазов из Сьерра-Леоне — дело не слишком рискованное, но оно не превращало меня в неотразимого богача. Контрабанда наркотиков сопряжена со слишком высоким риском. Поэтому я выбрал оружие и Принца. Два раза мы встретились в Праге, чтобы обговорить условия сотрудничества. Второй раз — в открытом кафе на площади. Еву я попросил сыграть роль фотографирующей туристки, и совершенно случайно на большинстве фотографий оказался столик, за которым сидим мы с Принцем. Копии таких фотографий я обычно прикладывал к письмам-предупреждениям, которые отправлял нерадивым компаньонам. Метод действенный. Но Принц был сама пунктуальность, с ним у меня никогда не было хлопот. Только спустя длительное время я узнал, что он работает в полиции.

Харри закрыл окно и сел на диван.

— Этой весной мне позвонили по телефону, — продолжал Сивертсен. — Говорил норвежец. Восточнонорвежский диалект. Не знаю, как у него оказался мой номер. Казалось, он знает обо мне все, и меня чуть не охватила паника. Да нет, охватила. Он знал, кем была моя мать, за что меня судили, про красные бриллианты-звездочки, которые я возил уже несколько лет. Что еще хуже: он знал, что я занялся оружием. Ему хотелось приобрести и то и другое. Бриллиант и «ческу» с глушителем. Он предложил баснословную цену. Насчет оружия я отказался, сказал, что его нужно покупать по другим каналам. Но он настаивал, что купить ему нужно именно у меня — без посредников. Он увеличил сумму. Ева, как я уже сказал, женщина с потребностями, потерять ее я не мог. Поэтому мы с ним договорились.

— О чем именно вы договорились?

— Условия доставки у него были весьма специфические. Товар нужно было доставить во Фрогнер-парк, к фонтану под Монолитом. Первая доставка произошла чуть больше пяти недель назад. Прийти нужно было к пяти вечера, когда больше всего туристов и людей, которые приходят в парк отдохнуть после работы. Таким образом, и мне, и ему было бы легко появиться там и уйти незамеченными. В любом случае, шансы, что меня кто-нибудь узнает, были минимальные. Много лет назад в пражском баре, куда я обычно захожу, я столкнулся с типом из Норвегии — мы с ним часто дрались в школе. Он меня не узнал. Кроме него и его дамы, с которой он приехал в Прагу в свадебное путешествие, я больше ни с кем из Осло не виделся с тех пор, как уехал отсюда. Понимаете?

Харри кивнул.

— Клиенту не хотелось, чтобы мы встречались лично, но меня это устраивало, — сказал Сивертсен. — Товар я должен был принести в коричневом пластиковом пакете и положить в зеленую — среднюю — урну перед фонтаном. Для него была очень важна точность исполнения. Сумму, о которой мы договорились, он заранее перевел на мой счет в Швейцарии. Он сказал, что само то, что он меня отыскал, сводило на нет возможность обмана с моей стороны, и был прав. Можно сигарету?