Пентаграмма

На улице снова пошел дождь, капли мягко застучали в окно.

— Она сама рассказала?

Вилли покачал головой:

— Она бы никогда этого не сделала. В ее семье все молчуны. Вот только однажды я подумал, что мы затянули с отделкой квартиры. В тот же день я нашел письма.

— Вот как…

— Задняя стена в ее комнате не оштукатурена — голая кладка столетней давности, с тех пор как дом построили. Выглядит солидно, но зимой ужасно холодно. Я хотел покрыть ее панелями изнутри, но Лисбет была против. Это мне показалось удивительными: ведь она — женщина практичная, выросла в деревне и не стала бы капризничать из-за старой стены. Поэтому однажды, дождавшись, когда она уйдет, я решил обследовать стену, но ничего не нашел. Пока не отодвинул в сторону ее стол. Стена как стена, но я простучал каждый кирпичик, и один из них поддался. Я вынул его: в тайнике за ним оказалось два письма. Одно было отправлено Лисбет Харанг на незнакомый мне адрес. Сначала мне захотелось положить письма обратно, не читая. Но я человек слабый, я не утерпел. «Любовь моя, я постоянно думаю о тебе. До сих пор ощущаю поцелуи твоих губ, прикосновение твоего тела…» — так начиналось его письмо.

Матрац снова булькнул.

— Эти слова ожгли меня плетью, но я продолжал читать. Удивительно, но казалось, будто каждое слово в этом письме написано мною. Закончив описывать, как громко они предавались утехам, он перешел к подробностям: что они вытворяли друг с другом в гостиничном номере в Праге. Но больше меня ранило не описание половых актов, а цитаты ее высказываний касательно наших с нею отношений. Оказывается, для нее это было всего лишь «практичное решение жизни без любви». Можешь себе представить, Харри, каково это чувствовать? Когда понимаешь, что женщина, которую ты любишь, не только предала тебя, но никогда тебя не любила. Не быть любимым — не означает ли это, что вся жизнь прошла впустую?

— Нет, — ответил Харри.

— Нет?

— Будь добр, продолжай.

Вилли пристально посмотрел на Харри.

— В конверт он вложил свою фотографию: наверное, в предыдущем письме она умоляла ее прислать. Я узнал его. Это был норвежец, которого мы встретили в кафе на Перловой — весьма сомнительной улице Праги, где полно проституток и более или менее замаскированных борделей. Когда мы вошли, он сидел у стойки. Я обратил на него внимание, потому что он выглядел как модель фирмы «Босс» — солидный и стильный мужчина, элегантно одет и уже в возрасте. Но с такими молодыми, игривыми глазами, которые больше всего нравятся женщинам. Я не особенно удивился, когда через некоторое время этот мужчина подошел к нашему столику, представился по-норвежски и предложил купить у него подвеску. Я вежливо отказался, но он все равно достал ее из кармана и показал Лисбет. Она, разумеется, начала вздыхать и говорить, как ей понравилось украшение, — красный бриллиант в форме пятиконечной звезды. Когда я спросил, сколько он хочет за подвеску, он заломил такую цену, что я посчитал это безумием и попросил его уйти. Улыбаясь как победитель, он написал на бумажке адрес другого кафе и сказал, что мы сможем встретить его там в то же время, если вдруг передумаем. Бумажку он, разумеется, подал Лисбет. Я помню, что полдня после этого ходил в плохом настроении, но потом все забылось. Лисбет умеет избавлять от ненужных мыслей. Умела… — Вилли провел пальцем по щеке. — Одним своим присутствием.

— Хм… А что было в другом письме?

— Это было ее письмо, которое она отправила ему, но на почте поставили штамп: «Вернуть адресанту». Она писала, что пытается отыскать его всеми возможными способами, но по телефону, который он ей дал, никто не отвечает, а в пражской справочной новый номер не зарегистрирован. Она писала, что надеется, письмо все-таки дойдет до него, и спрашивала, не уехал ли он из Праги и разобрался ли с экономическими проблемами, из-за которых ему приходилось занимать деньги у нее.

Вилли хохотнул:

— Если что, она вновь готова помочь, потому что любит его. Больше ни о чем не думает, разлука сводит ее с ума. Она надеялась, что со временем это пройдет, но вместо этого будто отрава разлилась по всему ее телу, и теперь страдает каждая клеточка. А некоторым клеточкам, должно быть, приходилось особенно туго. Потому что, она писала, когда она позволяет своему супругу — то есть мне — заниматься с ней любовью, то закрывает глаза и представляет его на моем месте. Естественно, я был потрясен. Но я просто умер, когда увидел дату на конверте. — Вилли снова зажмурился. — На штампе значился февраль этого года.