Пентаграмма

— Он скоро забудет и оправится, — сказал он.

— Знаю. Говорит, что не боялся, потому что ты был там.

— Хм…

— Как сам?

— Отлично.

— Правда? Правда, что все закончилось?

— Закончилось, — прошептал ей на ухо Харри. — Последний день на работе.

— Хорошо, — сказала она.

Она прижалась к нему так крепко, что ему казалось, будто они слились в одно целое.

— На следующей неделе пойду на новую работу.

— Это которую ты нашел через приятеля?

— Да. — Ее запах пьянил. — Через Эйстена. Ты помнишь Эйстена?

— Таксиста?

— Да. Во вторник — экзамен на вождение. Я целыми днями только и делал, что повторял про себя улицы Осло.

Она рассмеялась и поцеловала его в губы.

— О чем ты думаешь? — спросил Харри.

— О том, что ты сумасшедший.

— Мне пора, — сказал он.

Она попыталась улыбнуться, но Харри сказал, что у нее не получается.

— Я больше не могу. — Она начала тихонько всхлипывать.

— Сможешь, — поддержал ее Харри.

— Я не могу… без тебя.

— Это не так, — сказал Харри и снова прижал ее к себе. — Ты отлично проживешь и без меня. Вопрос в том, сможешь ли ты отлично прожить со мной.

— Это вопрос? — прошептала она.

— Знаю, тебе надо его обдумать.

— Ничего ты не знаешь.

— Хорошенько подумай, Ракель.

Она чуть отодвинулась и внимательно посмотрела ему в лицо. «Ищет, что изменилось», — подумал он.

— Не уходи, Харри.

— Мне нужно еще кое-куда съездить. Если хочешь, могу приехать завтра с утра. Мы могли бы…

— Что?

— Я не знаю… у меня нет никаких планов… и идей. Ну, так как?

Она улыбнулась:

— Превосходно!

Он посмотрел на нее, потом, собравшись, поцеловал в губы и ушел.

— Тут? — спросил водитель, глядя в зеркало. — Разве не закрыто?

— Понедельник — пятница — с двенадцати до трех, — ответил Харри.

Машина остановилась у края тротуара перед «Боксером».

— Вы со мной, шеф?

Мёллер покачал головой:

— Он хотел видеть только тебя.

Бар закрывался, и последние гости собирались расходиться. Начальник криминальной полиции сидел за тем же столиком, что и в прошлый раз. Глубоко посаженные глаза невозможно было разглядеть в полумраке. Бокал пива на столе был почти пустым. Лицо дернулось, на нем появилась прорезь рта.

— Поздравляю, Харри.

Харри сел напротив.

— Очень хорошая работа. Объясни, как ты пришел к выводу, что Свен Сивертсен — не велокурьер-маньяк.

— Я увидел фотографии Сивертсена в Праге и понял, что видел фотографию Вилли и Лисбет на том же фоне. Ну и еще проверили остатки вещества под ногтем…

Собеседник нагнулся над столом, приблизив лицо к Харри. От него пахло пивом и табаком.

— Я не про доказательства, Харри. Я про идею. Когда ты начал подозревать? Что заставило тебя копать в нужном направлении?

Харри пожал плечами:

— Да лезут в голову разные мысли… Слишком хорошо все сходилось.

— Что ты имеешь в виду?

Харри почесал подбородок.

— Вы знаете, что Дюк Эллингтон просил настройщиков не настраивать идеально его пианино?

— Нет.

— Когда пианино настроено абсолютно, оно плохо звучит. То есть звучит оно правильно, но теряет какую-то теплоту и искренность. — Харри стал ковырять столешницу. — Велокурьер-убийца давал нам идеальный код, который точно объяснял где и когда. Но не зачем. Этим самым он заставил нас сосредоточиться на событиях, а не на мотиве. Каждый охотник знает, что, если хочешь разглядеть дичь в темноте, смотреть надо не прямо на нее, а чуть в сторону. Я перестал рассматривать факты, как только все услышал…

— Услышал?

— Ну да. Эти так называемые серийные убийства были идеально настроены. Все звучало правильно, но ненатурально. Преступления совершались словно по сценарию, давая нам четкое объяснение. Такой ясной часто бывает ложь, а правда — очень редко.

— Тогда ты все и понял?

— Нет, но я перестал смотреть на детали и попытался добраться до сути.

Начкрим кивнул и посмотрел на пузатый пивной бокал, который он крутил по столу. В опустевшем баре неприятный звук раздавался резко и громко.

Он откашлялся и произнес:

— Я ошибался насчет Тома Волера, Харри. Приношу свои извинения.

Харри не ответил.

— Я не собираюсь подписывать приказ о твоем увольнении. Я хочу, чтобы ты остался у нас. Знай, я тебе доверяю. Целиком и полностью. И надеюсь, Харри… — поднял он лицо, и прорезь рта приняла форму улыбки, — что ты мне тоже.