Пентаграмма

— Вы, полицейские, нам ничего не рассказываете, — продолжала Вибекке, — а в газетах пишут только, что у вас пока нет никаких зацепок. Это так?

— Я этим делом не занимаюсь, — ответил Харри.

— А, ну да. — Вибекке Кнутсен кивнула и снова заулыбалась. — А знаете что?

— Что?

— На самом деле ничего страшного.

Пару секунд Харри соображал, что она имеет в виду. Потом засмеялся и зашелся жутким кашлем.

— Забавно, я вас раньше в этом магазине не видел, — сказал он, отдышавшись.

Вибекке пожала плечами:

— Кто знает? Может, мы скоро опять встретимся?

Она наградила его лучезарной улыбкой и пошла домой. Пластиковые пакеты и ее пышные формы покачивались из стороны в сторону.

«Ты, я и африканский зверь». — Эта мысль показалась Харри такой громкой, что он испугался, не произнес ли он ее вслух.

У входной двери дома на Софиес-гате сидел мужчина. Пиджак он перекинул через плечо. Рубашка темнела пятнами пота на груди и под мышками. Одной рукой мужчина держался за живот. Увидев Харри, он встал.

Харри задержал дыхание и собрался с силами. Это был Бьярне Мёллер.

— О господи, Харри!

— О господи, шеф!

— Знаешь, как ты выглядишь?

Харри достал ключи и ответил вопросом на вопрос:

— Вы считаете, я не в лучшей форме?

— Тебя же попросили помочь нам с расследованием на выходных! А от тебя ни слуху ни духу. И на работу сегодня не вышел.

— Проспал, шеф. Это, кстати, не так далеко от истины, как вы думаете.

— Может, и предыдущие четыре недели ты тоже проспал? До того, как я тебя вызвонил в прошлую пятницу?

— Ну, уже на вторую неделю туман рассеялся. Я позвонил на работу, но мне сказали, что я значусь в отпуске. Полагаю, это ваших рук дело.

Харри начал подниматься по лестнице, за ним по пятам следовал начальник.

— Мне пришлось, — простонал Мёллер, снова хватаясь за живот. — Четыре недели, Харри!

— Хм… Наносекунда по вселенским масштабам.

— И ни единого слова о том, где ты пропадаешь!

Харри не без труда вставил ключ в замок:

— Сейчас услышите.

— Что именно?

— Единое слово о том, где я пропадаю. Здесь. — Харри распахнул дверь квартиры, и их обдало кисловато-сладковатой вонью старого мусора, пива и сигаретных окурков. — Вам было бы легче, если б вы это знали?

Он вошел внутрь. Мёллер и тут последовал за ним, хотя и не без колебаний.

— Можете не разуваться, шеф! — крикнул Харри из кухни.

Мёллер тяжело вздохнул и постарался пройти через комнату так, чтоб не наступить на разбросанные по полу пустые бутылки, переполненные пепельницы и виниловые пластинки.

— Ты что же, Харри, хочешь сказать, что все эти четыре недели ты сидел тут и пил?

— Я делал перерывы, шеф. Долгие перерывы. Я ведь в отпуске, верно? На прошлой неделе я практически капли в рот не взял.

— У меня плохие новости, Харри! — крикнул Мёллер, открывая оконную защелку. Ему пришлось трижды навалиться всем телом на раму, прежде чем окно открылось. Он снова охнул и расстегнул ремень и верхнюю пуговицу на брюках. Обернувшись, он увидел в дверях Харри с открытой бутылкой виски в руке.

— Что за новости? — Харри посмотрел на расстегнутый ремень. — Пороть меня пришли? Или насиловать?

— Живот болит, — пожаловался Мёллер. — Несварение желудка.

— Хмм… — Харри понюхал горлышко бутылки. — Несварение желудка — это занятно. Я и сам маялся животом, поэтому почитал кое-какую литературку по этому вопросу. Переваривание пищи занимает от двенадцати до двадцати четырех часов. У всех. И пища проходит через ваши внутренности не дольше, а просто больнее.

— Харри…

— По стаканчику, шеф? Пахнет вроде как настоящее.

— Я пришел, чтобы сказать: «Все, Харри! Стоп!»

— Завязали? — с интересом спросил Харри.

— Заткнись! — Мёллер ударил по столу так, что пустые бутылки подпрыгнули. Потом он осел в зеленое кресло и провел рукой по лицу. — Много раз, Харри, я рисковал своей должностью, чтобы спасти твою. Но ведь есть люди, которые для меня ближе, чем ты. Это о них я должен заботиться. Все, Харри. Больше я тебе помогать не смогу.

— А-а… — Харри плюхнулся на диван и налил виски в ближайший стакан. — О помощи я вас не просил, шеф, но все равно спасибо. За все хорошее. Ваше здоровье!

Мёллер глубоко вздохнул и закрыл глаза.

— Знаешь что, Харри? Иногда ты ведешь себя, как самый наглый, эгоистичный и тупой в мире мешок с дерьмом, — с обидой сказал он.