Пентаграмма

Дверь в приемную открыл патрульный в форме.

— Она там, — махнул он рукой вдоль коридора, за стойку администратора.

— Криминалисты?

— Едут.

— Они очень обрадуются, если мы заблокируем лифт и перекроем выход внизу.

— Хорошо.

— А дежурная часть кого прислала?

— Ли и Хансена. Они собрали тех, кто был на этаже, когда нашли тело. Сейчас берут показания в одном из залов для переговоров.

Харри пошел по коридору. Грязные ковры, выцветшие репродукции картин в стиле национального романтизма — наверное, были у этой фирмы деньки и получше. А может, их как раз и не было.

Дверь в женский туалет была приоткрыта. Ковер скрадывал звук шагов, и Харри подошел неслышно. Он остановился перед дверью, когда услышал голос Тома Волера. Тот, похоже, говорил по телефону:

— Если это от него, то он больше через нас не проходит. Да, но я беру это на себя.

Харри распахнул дверь и увидел Волера, сидящего на корточках.

— Привет, Харри. Секунду, сейчас освобожусь.

Харри стоял на пороге, переваривая эту картину и слушая пощелкивание голоса в телефоне Волера.

Помещение было на удивление большим — примерно двадцать квадратных метров, на которых размещались две кабинки и три раковины под длинным зеркалом. От мощных ламп дневного света, белых стен и такой же плитки болели глаза. Возможно, именно из-за ослепительно-белого фона женский труп на полу походил на выставочный экспонат. Стройная, молодая на вид женщина сидела на коленях, уронив на пол лоб, как при намазе, разве что руки были под телом. Платье задралось, открывая узкие трусики танга. В швах между плитками от головы женщины до сливного отверстия в полу тянулись темно-красные прожилки крови — как будто их нарисовали для полноты эффекта.

Вес тела был сбалансирован и держался на пяти точках: запястья, колени и лоб. Ее одежда, странная поза и сверкающая кожа ягодиц навеяли Харри мысли о секретарше, которая пришла удовлетворить похотливого шефа. Снова стереотипы. Кто знает — может, шефом была как раз она?

— Конечно, но этим мы сейчас заниматься не можем, — сказал Волер. — Перезвони вечером.

Он положил телефон во внутренний карман, но продолжал сидеть на корточках. Харри заметил, что рука инспектора лежит на белой коже женщины, чуть ниже трусиков. Вероятно, для опоры.

— Любопытная картина, а? — спросил Волер, словно прочитав мысли Харри.

— Кто это?

— Барбара Свендсен, двадцать восемь лет, из Бестума. Работала здесь дежурным администратором.

Харри присел рядом с Волером.

— Как видишь, стреляли в затылок, — продолжал тот. — Вероятно, из того самого пистолета, который лежит там, под раковиной. От него еще пахнет кордитом.

Харри посмотрел в угол, где лежал черный пистолет с большой шишкой, навинченной на ствол.

— «Ческа збройовка», — прокомментировал Волер. — Чешский пистолет со специальным глушителем.

Харри кивнул. Ему захотелось спросить, не был ли этот пистолет одним из контрабандных товаров Волера и не об этом ли только что шел разговор по телефону.

— Интересная поза, — отметил он.

— Да, полагаю, она сидела на корточках или стояла на коленях, а потом упала головой вперед.

— Кто ее нашел?

— Одна из женщин-адвокатов. Кол-центр получил звонок в семнадцать одиннадцать.

— Свидетели?

— Никто из тех, с кем мы говорили, не видел каких-либо подозрительных лиц, пришедших или ушедших за последний час, и не заметил ничего странного. Единственный посетитель, который пришел на встречу с кем-то из адвокатов, говорит, что Барбара ушла из-за стойки в шестнадцать пятьдесят пять принести ему стакан воды, но не вернулась.

— Хм… Стало быть, она пошла сюда?

— Вероятно. До кухни оттуда идти куда дальше.

— Неужели по пути от стойки сюда ее никто не видел?

— Между туалетом и приемной — два кабинета, но сотрудники к тому времени уже разошлись по домам, кое-кто еще работал за закрытыми дверьми или в залах для переговоров.

— А что посетитель? Как он поступил, не дождавшись ее?

— В пять у него была встреча, он не стал ждать администратора и вышел в коридор — искать кабинет адвоката, с которым собирался встретиться.

— То есть он тут неплохо ориентируется?

— Нет, говорит, что здесь впервые.

— Хм… Значит, он — последний, кто видел ее перед смертью?

— Угу.