Пентаграмма

Олауг закрыла глаза и подставила лицо лучам заходящего солнца. Солнце устало за день — и неудивительно. Целый день оно торчало на небе, вытягивая соки из цветов на ее подоконнике. Олауг улыбнулась: господи, какой же молодой она была! Скучает ли она по прошлому? Может, и нет. Хотя ей не хватает общества, жизни, людей. Раньше она не понимала, что означает одинокая старость, а теперь…

Быть одной — это еще не беда. Куда хуже быть никому не нужной. Ей стало горько просыпаться и знать, что, если она целый день вообще не встанет с постели, никто этого не заметит.

Поэтому она взяла в дом постоялицу. Славную девчушку из Нур-Трённелага. Ине всего на пару лет больше, чем было Олауг, когда она приехала в Осло, и живет она в той же комнате для прислуги. Наверное, по вечерам лежит и скучает по тишине родного городка, мечтая сбежать от столичного шума.

А может, она не права: ведь у Ины появился кавалер. Олауг никогда его не видела и уж тем более с ним не разговаривала, но слышала из спальни его шаги по задней лестнице, где для Ины был персональный вход. Во времена молодости Олауг с этим было строго, а сейчас… Кто может запретить Ине приводить мужчин в свою съемную комнату? Да Олауг и не хотела, она боялась, что однажды Ина уедет с кем-нибудь и оставит ее одну. Она ведь стала почти как близкая подруга или как дочка, которой у Олауг никогда не было.

Молодых тяготит дружба со стариками, Олауг прекрасно это понимала, поэтому она старалась не быть навязчивой. Ина всегда была с ней приветлива и дружелюбна, но иногда пожилой женщине казалось, что это из-за низкой квартплаты.

В семь вечера начиналась церемония, ставшая уже почти ритуалом: Олауг брала поднос с чайником, чашками, пирожными и шла угощать Ину. Вести разговоры она предпочитала именно в ее комнате. Странно, но до сих пор эта комната нравилась Олауг больше других. Именно там она чувствовала себя дома. Болтали они обо всем на свете. Ина с особенным интересом слушала про войну и про то, что происходило на вилле Валле. И Олауг охотно рассказывала, как сильно Эрнст и Ранди Швабе любили друг друга, как часами просиживали в гостиной, беседуя, иногда он ласково поправлял ей выбившийся из прически локон, а она нежно склоняла голову ему на плечо. Бывало, Олауг подглядывала за ними из-за кухонной двери. У Эрнста Швабе была статная фигура, густые черные волосы, высокий чистый лоб и взгляд, который так быстро из шутливого становился серьезным, из гневного —.озорным, из уверенного, когда он был занят важными делами, в ребячливый — в делах мелких и повседневных. Ранди Швабе нравилась Олауг еще больше, она любовалась ее блестящими рыжими волосами, лебединой шеей и удивительными глазами, цвет которых переливался от голубого до темно-синего. Таких красивых глаз Олауг ни у кого никогда не видела.

Когда она наблюдала за ними в такие минуты, то думала, что эти родственные души созданы друг для друга и ничто в мире не сможет их разлучить. Правда, иногда после ухода гостей веселье на вилле Валле сменялось громкими скандалами.

После одного такого скандала, когда Олауг уже была в постели, к ней в комнату постучался Эрнст Швабе. Не включая свет, он присел на край кровати и сказал, что его супруга в гневе ушла из дома и ночевать будет в гостинице. По запаху она определила, что он выпил. Она была молода и неопытна и растерялась, когда этот мужчина, на двадцать лет старше ее, которого она уважала, которым восхищалась и в которого — да! — немножко была влюблена, попросил ее снять ночную рубашку, чтобы посмотреть на ее тело.

В тот первый вечер он ее не тронул. Просто посмотрел на нее, погладил по щеке и сказал, что она очень красива. Потом встал и вышел. И ей показалось, что он, непонятно почему, еле сдерживал слезы.

Олауг закрыла балконную дверь и встала. Скоро семь. Она приоткрыла дверь на заднюю лестницу и увидела на коврике перед Ининой дверью пару дорогих мужских туфель. Значит, у нее гость. Олауг присела на кровать и стала слушать.

В восемь дверь скрипнула. Она услышала, как кто-то обувается и сбегает вниз по лестнице. К удаляющимся шагам добавился еще какой-то звук, похожий на топот собачьих лап. Она пошла на кухню и поставила чайник.

Несколько минут спустя она постучалась к Ине в дверь. И удивилась, когда та не ответила. Было слышно только, как в комнате тихо играла музыка.

Она постучалась снова — по-прежнему никто не ответил.

— Ина?

Олауг толкнула дверь — та поддалась. Первым делом она обратила внимание на спертый воздух. Окна были закрыты, занавески опущены — в комнате было очень темно.