Пентаграмма

Началось действие лекарства. Грубая шерсть кресла приятно покалывала голые бедра и ягодицы.

Жертвы. Камилла, автор текстов в рекламном агентстве, не замужем, двадцать восемь лет, брюнетка, склонна к полноте. Лисбет, певица, замужем, тридцать три года, блондинка, худощава. Барбара, дежурный администратор, двадцать восемь лет, живет с родителями, шатенка. Внешность всех троих — привлекательная, но не броская. Время убийства. Если предположить, что Лисбет убили сразу же, убийства происходят не в выходные. Ранним вечером, сразу же по окончании рабочего дня.

Дюк Эллингтон играл, и в голове Холе как будто звучали десятки мотивов, в которых следовало разобраться, но он заставил себя отключиться и начал проигрывать только необходимые.

Харри не лез в прошлое жертв, не разговаривал с родными и близкими и доклады просматривал лишь мельком, не находя в них ничего интересного. Ответы были не там. Неважно, кем были жертвы, важно, чем они были, что символизировали. Для этого убийцы жертвы — не более чем внешняя деталь, случайно выбранная из окружающей действительности. Найти символы. Увидеть схему.

Теперь таблетки стали действовать в полную силу. Казалось, будто он принял не снотворное, а галлюциноген. Цепь рассуждений уступила место отдельным мыслям: он словно поплыл вниз по течению, не в силах управлять движением. Время пульсировало, словно растущая вселенная. Когда он пришел в себя, вокруг было тихо. И только проигрыватель, доиграв пластинку до конца, тихо скреб этикетку.

Он вернулся в спальню и, скрестив ноги, сел на кровати и стал смотреть на пентаграмму. В какое-то мгновение она начала плясать, размываясь. Он закрыл глаза. Главное — сфокусировать взгляд.

На рассвете Харри словно не было. То есть он все слышал и видел, но в то же время спал. Проснулся он, оттого что на лестницу перед дверью шлепнулся свежий выпуск «Афтенпостен». Он снова посмотрел на пентаграмму. Она больше не плясала.

Ничто больше не плясало — все встало на свои места. Харри увидел общую картину.

На этой картине был беспомощный мужчина в безнадежном поиске истинного чувства. Наивный идиот, который верит в то, что на свете существует любовь, существуют те, кто любит, существуют вопросы и ответы. На этой картине был Харри Холе. В припадке ярости он стукнулся лбом в самую середину звезды на стене. Из глаз брызнули искры, и он беспомощно осел на постель. Взгляд упал на часы: без пяти шесть. Пододеяльник казался обжигающим и был насквозь мокрым.

Потом кто-то словно нажал на выключатель — и Харри вырубился.

Она налила ему кофе. Он пробормотал: «Danke», продолжая листать номер «Обзервера», купленный, как обычно, в гостинице на углу улицы вместе со свежими круассанами, которые выпекал местный кондитер Глинка. Она никогда не была за границей (разве что в Словакии — разве ж это заграница!), но он уверял, что теперь Прага ни в чем не уступает другим европейским мегаполисам. Когда-то ей хотелось путешествовать. До того как они встретились, в нее влюбился один американский предприниматель, приехавший в Чехию по делам. Ее сняли ему в подарок пражские коллеги по фармацевтической промышленности. Американец оказался милым, невинным толстячком, который обещал ей все на свете, если только она уедет с ним в Лос-Анджелес. Разумеется, она согласилась. Но стоило рассказать об этом Томасу — ее сводному брату и сутенеру, — как тот направился прямиком в номер к американцу и пригрозил ножом. На следующий день предприниматель съехал, и она больше никогда его не видела. А четыре дня спустя, когда она сидела и, переживая, пила вино в баре на Вацлавской площади, появился другой человек. Из глубины зала он наблюдал, как она отшивает одного за другим приставучих мужчин. «Именно тогда я в тебя и влюбился», — всегда говорил он. Не из-за того, что она нравилась другим, а из-за того постоянства, с которым она отвергала их заигрывания, из-за неподдельной чистоты и непорочности. Он говорил, что и сейчас остались люди, которые это ценят.

В тот раз она разрешила ему угостить ее вином, поблагодарила и пошла домой одна.

А на следующий день он позвонил в дверь ее крохотной квартирки в Страшнице. Он так и не раскрыл секрет, как тогда нашел ее адрес. Но в то мгновение жизнь из серого цвета перекрасилась в розовый — к ней пришло счастье и с тех пор не уходило.

Он листал газету, и листы хрустели в его руках.

Ведь совершенно ясно: такого в ее жизни больше не будет. Если бы не тот пистолет в его чемодане!..