Бульдоги под ковром

– А вот и стратегия…

Карта вновь вернулась к первоначальному масштабу, и на ней обозначилось все то, что бывает на хорошо отработанных штабных картах, в данном случае – положение на советско-германской границе на утро двадцать второго июня известного года.

Берестин задвигал ползунки пульта – и фронт ожил. Устремились на восток синие стрелы, разрывая позиции Красной армии, обозначились Белостокский и Волковысский котлы…

– И так далее… – Берестин выключил электронику. – Для начала у меня здесь заложены все войны и конфликты двадцатого века. На основе подлинных документов. Это тебе не наша самодеятельность. Я здесь могу не только воспроизвести, но и промоделировать любое сражение, вплоть до действий отдельных взводов и разведгрупп.

– Неплохая игрушка, – кивнул Новиков, садясь в кресло. – Чем пасьянсы раскладывать… При случае позабавимся. Посмотрим, что мы с тобой неправильно делали. Как я понимаю, тут предусмотрена такая возможность?

– Само собой. Иначе и возиться бы не стоило. Более того, имеются абсолютно все документированные данные о личностях полководцев, в том числе и мемуарные, если кто оставил. То есть, если начать играть за одну сторону, вторая будет реагировать примерно так, как прототип.

– Вернее – как реконструкция, – вставил Новиков. – Если о ком-то писать в основном пакости, как наши историки, допустим, о Куропаткине, то он реагировать будет неадекватно…

– Не совсем так, – возразил Берестин. – Видно было, что разговор доставляет ему истинное удовольствие. – У меня ведь учтены все подписанные им приказы, поведение на войне с учетом как общей обстановки, так и той, что была ему известна в конкретный момент. То есть личность командующего оценивается и по правильности предвидения, по умению принимать решения в условиях дефицита информации… Так что идеологические моменты в оценке профессиональных качеств выносятся за скобки…

И еще минут десять они говорили о всяких военно-психологических аспектах берестинского устройства. Пока Новиков не задал Алексею тот же самый вопрос, что недавно собирался задать Воронцову.

– Зачем же сразу воевать? – словно бы удивился Алексей. – Это я так, на всякий случай. Мы когда первый раз на Валгаллу выходить собирались, с чего начали? Автоматом обзавелись. А тут не Валгалла, тут планета Земля эпохи войн и революций… Если разве на Новой Зеландии поселиться. По-моему, только там в двадцатом веке не всерьез стреляли. Да и то японцы и союзники вокруг маневрировали, подводные лодки крутились, и если на берегу не отсиживаться, так и там без моей машинки не обойтись.

Новикову пришлось согласиться. Он мог бы, конечно, попытаться раскрутить Алексея, добиться от него методом психоанализа более подробного и откровенного ответа, но не стал этого делать. Достаточно уже, особенно после совместного руководства Великой Отечественной войной, он знал и характер Берестина, и все его склонности. Начав жизнь в роли кадрового офицера ВДВ, став впоследствии достаточно преуспевающим художником, Алексей оставался в душе прежде всего военным человеком и, попав в телесную оболочку командарма Маркова, нашел себя как крупный полководец. Само собой, теперь уже смириться с жизнью обывателя, пусть и неограниченно богатого и свободного, он не мог. Мысль о том, что он командовал сотнями тысяч людей, мог принимать и воплощать в жизнь исторические решения, сверлила душу куда сильнее, чем так называемая «несчастная любовь». Да и была ли она на самом деле?

Пересилив себя, Андрей выбрал подходящий момент и спросил:

– Не сочти за нескромность, конечно, но в предвидении всего предстоящего как ты думаешь выходить из положения?

– Какого положения? – не понял Берестин. А Новиков считал, что он среагирует сразу.

– Из того самого. С Ириной. Мне кажется, она себя чувствует очень плохо.

– Да о чем ты?

Новиков постарался как можно деликатнее объяснить, что именно он хотел обсудить с Берестиным.

– Ну, старик… – Алексей изобразил на лице подлинное изумление. – Кажется, с комплексами у тебя тоже не все в порядке. Да, было такое, скрывать не собираюсь, но прошло, прошло… Одно время было трудновато, я на самом деле сильно увлекся. Однако – вовремя опомнился. Ты думал, я на самом деле такой сопливый романтик, как получился в собственных мемуарах? Нет, не совсем… Друг мой Андрюша – извини, что так я тебя называю, но я чуть постарше и повидал много всякого, – разве ты не знаешь, что такое простой строевой лейтенант ВДВ? И я им где-то остаюсь, невзирая на легкий налет интеллигентности.