Бульдоги под ковром

Свернув в боковой коридор, он из области русскоязычия попал в такую же точно анфиладу, заполненную бесчисленными томами на английском. Повернул наугад еще раз, прошел четыре перпендикулярных проходу блока, увидел экзотические, нечитаемые литеры. Может – хинди, а может – санскрит.

«На мотоцикле, что ли, поездить? – подумалось тогда ему. – И добраться однажды до области узелкового письма…»

И еще одно интересное открытие сделал Новиков – любая разыскиваемая книга обязательно оказывалась совсем рядом от того терминала, которым он в данный момент пользовался. В одном из смежных блоков. Такая демонстративная предупредительность библиотеки тоже раздражала. В очередной раз намекая на то, что его здесь дурачат.

…Работа близилась к финишу. Сегодня Андрей надеялся завершить комплектование судовой библиотеки. Теоретически возможно было перенести на «Валгаллу» содержимое книгохранилища полностью, но даже если отвлечься от реальной вместимости судна, девяносто процентов здешних фондов не потребуются на практике никому и никогда.

И, следуя заданной программе, компьютер отбирал лишь безусловно необходимую литературу на русском и английском, переводил содержание книг на специальные, форзейлианские, немыслимой емкости кристаллы, чтобы потом, на корабле, в случае необходимости вновь придать им первоначальный облик.

От мелькания по экрану бесконечных строчек с заглавиями сканированных книг Новиков смертельно устал, вернее – отупел. Вяло пережевывая бутерброд, он подумывал, что лучше: дождаться конца программы или плюнуть, разыскать Шульгина и вернуться «домой».

Настроение к ночи у него совсем испортилось. Такое ощущение, что он заболевает. Еще и симптомы не определились, а как-то нудно, словно бы поламывает, познабливает, и пища приобрела вкус старой ваты. Воздух в помещении неподвижный, а кажется, будто сквозит, мурашки по спине бегают, кожа на лице приобрела нездоровую чувствительность.

А теперь еще добавился смутный, беспричинный страх. Андрей знал, что при некоторых болезнях страх, тоска, депрессия – сопутствующие симптомы, но от такого знания легче не становилось. Все-таки, наверное, лучше ему уехать. В своей каюте, под теплым одеялом, да после чарки «Тройной перцовой» наверняка полегчает.

Прикрыв отказывающиеся читать слишком яркие строчки глаза, Новиков, на грани восприятия, уловил вдали посторонний звук. Равномерное потрескивание и поскрипывание, словно бы тяжелые шаги по рассохшемуся паркету.

Вначале ему подумалось, что это Шульгин, закончив свои дела в оружейной мастерской, сам догадался зайти сюда потрепаться или пригласить на вечернюю рюмку.

Но и темп шагов был совершенно не Сашкин – уж его-то походку он знал великолепно, и паркет в библиотеке лежал мертво, какие там скрипы…

И вдруг ему стало по-настоящему жутко. Как не было, пожалуй, никогда в жизни. Уже не мурашки – сильнейший ледяной озноб прокатился по телу, и спазм сжал горло. А с чего бы? Кроме Шульгина и Антона, в Замке не было и быть не могло ни единой души. Новиков прикусил губу и встал. Сделал шаг к арочному проему – чего уж проще, выйти и посмотреть. Но, несмотря на волевое усилие, страх не отпустил – совершенно детский страх, будто в пять лет очутился один в холодном и темном подвале.

А каково тут было Воронцову действительно одному в самый первый день?

За спиной часто запищал компьютер. Программа наконец закончилась. Машинально он взял из гнезда длинную и тяжелую, чуть теплую на ощупь кассету с кристаллами, сунул в карман. И на него обрушилась новая волна страха. В этом кармане он всегда носил пистолет. И секунду назад собирался его достать. А теперь его не было. Почти тут же он вспомнил, что утром надел кожаную куртку, а «вальтер» оставил в джинсовой…

«Надо бы, как на Валгалле, в кобуре носить…» – запоздало посетовал Новиков, не слишком понимая, чем бы ему сейчас помог пистолет. Но помог бы, нет – второй вопрос, сейчас же его вообще не было.

Сам себя презирая за омерзительную трусость, Андрей выглянул в коридор. Чтобы убедиться, что звук – а что это шаги, теперь не было сомнения, – имеет вполне рациональное объяснение.

Выглянул. Как раз в тот момент, когда из-за ближайшего поворота возникло кошмарное видение.

Материализованный монстр из американского фильма ужасов. Похожий одновременно на двухметровую, покрытую зеленовато-серой жабьей кожей гориллу и на распухший, многодневный уже труп утопленника. Перед чудовищем катилась волна ледяной, тошнотворно-удушающей вони.