Вихри Валгаллы

– Объяснись наконец, Яков, – с вызовом потребовал пришедший в себя Трилиссер. – Для чего здесь этот человек? Ты на самом деле не понимаешь, чем рискуешь?

– Спокойно, Михаил Абрамович, спокойно. – Сашка обошел комнату, бегло заглядывая в тумбочку, ящики секретера, даже под оттоманку с разбросанными круглыми подушками. – Вы мне сначала ключ от сейфа отдайте, а потом я сам на все ваши вопросы отвечу. Яков Саулович тут тоже человек подневольный.

Трилиссер, подчиняясь силе убеждения, исходящей от непонятного ему человека, вытащил из кармана тяжелый, с двумя хитрыми бородками ключ.

– Не этот… – коротко бросил Агранов.

Трилиссер посмотрел на него с ненавистью.

– Другого нет…

– И сейфа другого нет? – с наивным удивлением спросил Шульгин. Остановился перед чекистом, положил руку ему на плечо. – Ты бы не валял дурака, дядя… – Они с Трилиссером были почти ровесниками, но выглядел тот значительно старше. – Я сам ведь пачкаться не буду, твоих же дружков попрошу, чтобы убедили тебя быть посговорчивее. А они это умеют, тем более когда своя шкура дымится…

Трилиссер оглянулся затравленно. Агранов, глядя вниз, сосредоточенно чистил ногти.

Шульгин слегка сжал пальцы. От пронзительной боли начальник ИНО глухо взвыл и присел.

Сашка убрал руку. Смотрел в глаза «пациенту», усмехался презрительно.

Трилиссер переступил непослушными ногами, опустился на край оттоманки. Шульгину вдруг показалось, что он сейчас, как шпион в старом фильме, вопьется зубами в свой воротник. И приготовился такой исход предотвратить.

Вместо этого чекист долго задирал край длинной, чуть не до колен, гимнастерки («У Лариски юбка куда короче», – мелькнула неуместная мысль), возился пальцами в тесном часовом карманчике, добыл наконец изящный витой ключик.

– И куда мы его засунем? – поинтересовался Сашка с двусмысленной интонацией, рассматривая вещицу, больше подходящую для бабушкиной шкатулки, чем для сейфа чекистского начальника. Хотя нет, изделие хоть и мелкое, но с многими хитростями.

– Давай, Миша, показывай, чего уж теперь… – Агранов старался держаться так, чтобы коллеге не понять было, жертва он сам или все-таки сообщник врангелевского полковника.

Но Трилиссер провести себя не дал.

– Ох и пожалеешь ты, сука, ох и пожалеешь! – прохрипел он в бессильной злобе и открыл еще одну дверь в углу. Там помещались розовый унитаз в стиле «модерн» и раковина с двумя бронзовыми кранами.

Чекист нажал что-то под раковиной, овальное зеркало со щелчком отошло от стены. За ним и скрывалась дверца сейфа.

– Отпирай, – протянул ему ключ Шульгин.

Десяток разной толщины папок, кожаных и картонных, скрывал в себе столько секретнейших тайн, что Шульгин даже удивился самообладанию Трилиссера. Другой на его месте с воем катался бы по ковру, рыдая и колотя ножками, а этот ничего… Одни листки с длинными колонками названий банков, номеров счетов и кодов сейфов стоили… И даже не в конкретных суммах фунтов и франков их ценность.

– Дай ему закурить, – бросил через плечо Шульгин, торопливо пролистывая бумаги. – И водки чуть плесни.

Он открыл очередную папку, и ему показалось, что это мистификация. Просто вот для смеху кто-то составил сводки, рапорты, отчеты, подшил телеграммы, отпечатанные крупными литерами аппарата «Бодо».

«Ну и ни… себе!» – захотелось ему воскликнуть. Шульгин захлопнул папку, не подавая виду, будто она его заинтересовала.

– Хорошо, товарищ Агранов. На сегодня все пока. Я поехал, а вы тут сами продолжайте. – И он направился к двери, осенив Трилиссера внезапно вспыхнувшей надеждой: «полковник», мол, уедет, а уж с Яшкой я знаю, как договориться. Но в приемной Шульгин остановился. – Того, что в дальней комнате с Аграновым, – в наручники и за мной, – приказал он одному из офицеров. – А ты моментом разыщи капитана Кирсанова, тут ему работенка подвернулась…

ГЛАВА 20

Шульгин с захваченными документами поехал не на Гоголевский бульвар и не куда-нибудь еще, а в Столешников, чтобы просмотреть их в помещении, защищенном от окружающего мира абсолютно, в котором, заперев за собой тяжелую дубовую дверь, можно быть уверенным, что она тебя отделила не просто от лестничной площадки, выходящей в нестабильно-бессмысленный мир двадцатого года, а вообще изолировала от любой человеческой реальности. Точка. Ничего нет за бортом, кроме абстрактной Вселенной и тебя. В таких условиях можно, сбросив на пол в прихожей куртку и сапоги, переодевшись в нагретую на батарее в ванной фланелевую пижаму, сесть у стола в глубокое кресло, завести на магнитофоне Шестую сонату Паганини для скрипки и гитары, закурить толстую трещащую сигару и начать наконец внимательно изучать бумаги крутейших шефов ВЧК.