Вихри Валгаллы

Шульгин снова ощутил возбуждающее чувство власти над чужой судьбой. И удивление перед могуществом случая. Вот захотелось им размять ноги – и встретили погибающего гардемарина. Остались бы в вагоне чай пить или вышли на полчаса позже – пропал бы парень без следа. До Питера ему точно не доехать. И сейчас все в моих руках. Могу отвернуться и пройти мимо. На секунду Владимир почувствует облегчение, благодарность судьбе за спасение. Которое на самом деле окажется чуть отложенным смертным приговором. Могу выдать ему действительно надежный мандат с приказом всем властям оказывать подателю всяческое содействие и обеспечить проезд в литерном поезде. А могу сейчас пригласить в свой вагон… Что сулит гардемарину в будущем адмиральские погоны, но с тем же успехом и смерть в бою через неделю или год. Так что выберем, о всемогущий Гарун-аль-Рашид?

– Сильно оголодали, юноша? – задал он наиболее бессмысленный в данной ситуации вопрос. – И вши, наверное, имеются? Тогда распорядитесь, пожалуйста, господин капитан первого ранга, чтобы старшего гардемарина помыли в бане (в поезде имелся хорошо оборудованный вагон-баня), переодели подобающим образом, а затем я приглашаю вас обоих на ужин. – Говорил это и наслаждался сменой выражения лица Владимира Белли. – Считайте себя снова на службе. От присяги вы, надеюсь, не отрекались?

– От какой присяги? – пробормотал непослушными, и не только из-за мороза, губами юноша.

– Казимир Филиппович, разве гардемарины Морского корпуса не принимали присягу до октября семнадцатого?

– Так точно, ваше превосходительство, – включился в игру и Кетлинский, – принимали, как все военнослужащие…

– Какие же могут быть еще вопросы? Не смею вас более задерживать. А в семнадцать часов жду…

Вагон снова надоедливо и уныло громыхал колесами по разболтанным, давно уже не отвечающим никаким ГОСТам и требованиям техники безопасности рельсам. Но Владимиру этот звук казался торжественным маршем. Было тепло, угля для отопления не жалели, горели электрические бра на полированных, хотя и изрядно поцарапанных стенах, под ногами в удобных мягких сапогах пружинил текинский ковер, скатерть на столе крахмальная, на тарелках дымился настоящий бефстроганов с гарниром из картофельной соломки, каперанг в кителе со свежайшим воротничком подливал гардемарину водку в серебряную с чернью стопку. Словно все происходило в кают-компании крейсера, еще до того, как власть и во Владивостоке захватили большевики.

Невозможно даже поверить своему счастью. А всего три часа назад… Нет-нет, лучше и не вспоминать, ну как рассеется дымом дивное видение? С ним уже было подобное, когда в тифозном бреду представлялась петербургская квартира, освещенные утренним солнцем квадраты навощенного паркета и мать, подающая чашку с клюквенным морсом…

Генерал напротив, хотя и нет на его мундире золотых погон, но все равно настоящий генерал, благожелательно щурится, смотрит, как гардемарин ест, стараясь правильно держать вилку и нож, не глотать слишком быстро и жадно. Владимиру хотелось немедленно начать задавать вопросы: что происходит, как возможно, что настоящие царские офицеры свободно путешествуют по красной России? У него вначале мелькнуло подозрение, что это чудовищная, иезуитская провокация чекистов, только зачем, кто он такой, чтобы ради него… И те люди, которых он увидел в соседнем вагоне, – самые настоящие офицеры, вряд ли ЧК сумела бы набрать столько талантливых статистов. Белли знал, что большевики не сумели разбить Врангеля и подписали мир, но какая связь?

– Вы в каких дисциплинах чувствуете себя лучше подготовленным? – спросил гардемарина каперанг.

– Вообще-то штурманское дело мне больше нравится. Но и по артиллерийской подготовке у меня полные двенадцать.

– Это хорошо. Артиллеристы нам пригодятся. Я и сам артиллерист. Кто у вас практикой руководил?

– Капитан первого ранга Китицын.

– Михаил Александрович? Были знакомы, еще по Балтике. Хороший моряк. Где он сейчас?

– Знаю только, что весной он увел отряд из трех кораблей в Японию, намереваясь идти в Севастополь, – ответил гардемарин, проглатывая кусок.

– Дошел, могу вам сообщить. На пароходе «Якут». С ним сто двадцать гардемаринов и команда. А вы почему остались? Сейчас бы уже мичманом были…

– Я тяжело болел. Тиф. Думали – не выживу.

– Ну, судьбе виднее. Даст бог, вскоре повидаетесь с однокашниками, – кивнул Кетлинский, со вкусом выпил. Ему тоже нравилось ехать в поезде Шульгина. Порядки совершенно как на старом флоте. Он промокнул губы салфеткой. – Только у них были в боях тяжелые потери. Во время десанта в Одессу чуть не половина…