68  

Предчувствую Тебя. Года проходят мимо

— Все в облике одном предчувствую Тебя.


Весь горизонт в огне — и ясен нестерпимо,

И молча жду, — тоскуя и любя.


Весь горизонт в огне, и близко появленье,

Но страшно мне: изменишь облик Ты,


И дерзкое возбудишь подозренье,

Сменив в конце привычные черты.


О, как паду — и горестно, и низко,

Не одолев смертельные мечты!


Как ясен горизонт! И лучезарность близко,

Но страшно мне: изменишь облик Ты.


Сергей оглянулся. Настя, прикрыв глаза ладонью, спала. Он склонился над ней, осторожно снял мизинцем крошечную слезу, блестевшую в уголке рта. Потом огляделся: дорога бежала через огромное, наполовину убранное поле пшеницы. И, слегка ослабив поводья, он прилег рядом с девушкой и через несколько минут тоже заснул…

Глава 17

Вечером того же дня Ольга Ивановна сидела в высоком кресле у раскрытого окна, из которого открывался чудесный вид на Волгу. Ее верный «оруженосец» Ратибор Райкович сидел рядом и клевал носом. Она хотела отправить его поскорее спать, но не могла сделать этого по единственной и очень простой причине — тогда ей пришлось бы уйти в свой номер, чтобы не оставаться наедине с поэтом. А ей очень хотелось увидеть, когда же вернется граф…

Самолюбие ее было уязвлено самым сильнейшим образом: за весь день Андрей перемолвился с ней едва ли парой фраз, а вечером, сославшись на головную боль, ушел к себе в номер и не выходил из него. По крайней мере так считала Ольга Ивановна, пока Райкович, который, по обыкновению, решил отужинать в ресторане, не принес ей известие, что граф Ратманов на самом деле сидит в обеденном зале и очень мило беседует с какой-то интересной дамой.

Ольга Ивановна почувствовала, как кровь хлынула к щекам. Она тут же попросила Фаддея проводить ее в ресторан, хотя до этого собиралась заказать ужин в номер. Граф, очевидно, уже отужинал. Столик, за которым он, по сведениям Райковича, любезничал с неизвестной дамой, занимала теперь шумная компания молодых людей.

Меркушева оглянулась по сторонам, удостоверилась, что никого из знакомых в зале нет, и хотела уже повернуть обратно: аппетит у нее странным образом пропал. Но не тут-то было! Поэт внезапно ощутил небывалый приступ голода, и ей пришлось вынести серьезное испытание: наблюдать в течение часа, как он поглощает блюдо за блюдом, перемежая их закусками, пирогами и опустошая один бокал вина за другим. Сама же Ольга Ивановна ограничилась кусочком приготовленной на пару стерляди, двумя глотками белого вина и ломтиком дыни на десерт.

Потом они вернулись в гостиную. В ней собралось несколько мужчин. По виду преуспевающие купцы, они быстро сговорились расписать «пульку» и скрылись в одном из номеров. И в гостиной остались теперь уже сытый поэт Багрянцев, Райкович, устроившийся в кресле у горящего, несмотря на жару, камина, и она, Ольга Ивановна Меркушева, с дважды разбитым за эти дни сердцем.

Фаддей сидел рядом с ней на низкой скамеечке и с огромным вдохновением читал стихи из своего последнего сборника. Книжица была совсем небольшой по размерам, но в ней помещалась целая прорва стихов, и неудивительно, что после первой же прочитанной им дюжины своих творений у Ольги Ивановны появилось желание снять с шеи шарфик и заткнуть ему рот. Но она была слишком хорошо воспитана, чтобы пойти на поводу желания, и поэтому смирилась с неизбежностью провести весь вечер под заунывный амфибрахий еще доброй полусотни элегий и баллад неутомимого Фаддея Багрянцева.

В принципе, она сама включила этот фонтан, когда, возвращаясь из ресторана, посетовала на скуку и попросила его почитать что-нибудь из последних стихов. Но кто же знал, что они извергаются из него водопадом? Правда, через некоторое время Ольга Ивановна поняла, что поэта не слишком заботила ее реакция на прочитанное, большее удовольствие он испытывал от звуков собственного голоса. Поэтому вполне хватило изобразить на лице тихую грусть, закрыть глаза от восхищения и полностью погрузиться в собственные мысли. Но эту идиллию опять же нарушил Райкович.

— А у вас достаточно приятный голос, господин Багрянцев. Должен признаться, что не всегда был к вам справедлив. — Он вытер слезы, выступившие при очередном зевке, большим носовым платком и добавил:

— Ваши стихи — лучшее средство заснуть сразу и до утра. Давно я уже не испытывал такого сильного желания отправиться в постель. — Он приподнялся с кресла и, не обращая внимания на потерявшего дар речи поэта, обратился к Ольге Ивановне:

  68  
×
×