Таня Гроттер и перстень с жемчужиной

Таня хотела нырнуть в спасительный проход галереи вслед за Гробыней, но Зализина вновь вцепилась ей в плечо. Схлопотав по носу от Склеповой, она явно нуждалась в истерическом реванше.

– А ты куда, Гроттер? Мы еще не договорили!

«Ну все!» – мысленно сказала себе Таня, поднимая руку с кольцом.

– Привет, Лиза! Привет, Глеб! – крикнул кто-то издали.

К ним, улыбаясь ласково и тепло, подошла Катя Лоткова и расцеловалась вначале с Зализиной, а затем с Глебом. «Правильная последовательность!» – оценила Таня. Лоткова не то чтобы дружила с Лизой – с ней вообще невозможно было дружить, но их отношения были вполне нейтральными.

Секрет Лотковой – секрет большой и беспроигрышный – состоял в том, что она умела быть терпеливой и приветливой со всеми. Обогревать окружающих радостью и хорошим настроением, как весеннее солнце. Неудивительно, что Ягун из множества девушек Тибидохса выбрал именно ее.

– Чего улыбаешься, Лоткова? Можно подумать, ты умираешь от счастья! – неприязненно сказала Зализина. Она неотрывно смотрела на то место на щеке Глеба, которого коснулись губы Лотковой.

– Почему бы и нет? Если я соскучилась? – вежливо спросила Катя.

– Ну если соскучилась – тогда да… – растерянно протянула Лизон и тотчас пакостно подчеркнула: – Если…

Однако Таня уже не вслушивалась. Почувствовав, что Зализина отпустила ее локоть, она быстро нырнула в спасительную темноту галереи. Ей показалось, что Бейбарсов шагнул было за ней, но Зализина удержала его визгом и борцовским проходом в ноги.

Но Таню это уже мало занимало. Милые ругаются – только тешатся.

Она проскочила по темной влажной галерее, где пахло плесенью и забытым эхом звучали вздохи влюбленных в Жикина второкурсниц. Оттуда по внутренней лестнице был прямой путь на Жилой Этаж. Вот и ее комната. Знакомая до мозолей на роговице глаз дверь сероватым прямоугольником выделяется на темной, выложенной крупным камнем стене. Буркнув опознающее заклинание, Таня толкнула дверь и… застыла на пороге, продолжая растерянно обнимать контрабас.

На подоконнике, обняв худые колени, сидел Ванька Валялкин. Сидел и – смотрел на нее. В комнате пованивало серой и палеными перьями. Неутомимый Тангро гонялся по столу за своим хвостом. Вид у дракончика был одуревший. Скользнув взглядом по стенам, Таня увидела десятка три выжженных пятен.

Заметив Таню, дракончик на мгновение застыл, высунул раздвоенный язык и приветственно дохнул не огнем, но едким дымом.

– Он тебя узнал! – сказал Ванька и, спрыгнув с подоконника, шагнул к ней.

Глава 7

От любопытства

Время – оно хитрое. Оно всех догонит и всем покажет.

С. Черноморов

Грааль Гардарика срабатывала всю ночь примерно с равными промежутками. Это прибывали те из выпускников, кто не сделал этого накануне. Они летели в трепетном сумраке короткой летней ночи, ориентируясь на колоссальную, с наростами башен, черепаху Тибидохса, а внизу, в парке, розовыми искрами тлели крошечные живые огни. Это были цветы папоротника.

Подлетая к Тибидохсу, каждый опоздавший выпускник видел на стене, примыкавшей к подъемному мосту, широкое кольцо факелов и, понимая, что это подсказка, снижался. Шумная толпа раздвигалась, уступая ему место. Бывший ученик спрыгивал с пылесоса и озирался с неуверенной и счастливой улыбкой. Глаза его постепенно привыкали к огням, слух же захлестывали голоса, так непохожие на плеск океанских волн, который он слышал много часов подряд.

В следующую минуту к вновь прибывшему или прибывшей подходил Гуня в доспехах Ахилла, которые проказливая Склепова извлекла из запасников при попустительстве джинна Абдуллы. В ручищах Гломова помещалась гигантская деревянная чаша в форме утки. В чаше было по меньшей мере ведро знаменитого кваса, который Гуня требовал выпить в качестве штрафа.

Разумеется, никто не мог одолеть и трети, никто, кроме самого Гуни и Верки Попугаевой, обладавшей уникальной способностью к поглощению жидкостей любого рода.

Пока выпускник пил или, точнее, захлебывался, оркестр привидений бил в бубны, мелькал яркими нарядами (особенно хороша была Недолеченная Дама в цветастой шали) и пел: «К нам приехал наш любимый!» и «Пей до дна, пей до дна, мы еще нальем вина!». В финале песни поручик Ржевский непременно палил в воздух из трехзарядного дамского пистолета с перламутровой ручкой, из которого, по слухам, коллежская асессорша Авдотья фон Визин, подслеповатая вдова семидесяти одного года, уложила в 1853 году выстрелом в глаз знаменитого ярославского разбойника Федьку Лютого.