Скоро полночь. Том 2. Всем смертям назло

– Провокации исключены? – спросил один из «сильных мира», выдернутый с какого-то раута и не успевший сменить фрак на визитку.

– Да, исключены. За источник я ручаюсь. Тем более, в наличии имеются трупы этих «существ», любезно переданные нам участниками боя. И наши офицеры и солдаты, отпущенные из плена без всяких условий.

– Бурами?

– Я бы так не сказал. Буры бурами, но люди, сыгравшие в этом деле главную роль и настоявшие на передаче пленных, были русскими. Безусловно. Лейтенант Алджернон не лингвист, но сотни две слов услышанного им языка он знает. И это совсем не голландский…

– Вывод, сэр? У нас нет времени на теоретизирование.

– Это – правильно. Что может быть проще? Там – русские волонтеры. Здесь русский князь. Здесь говорят о нашествии монстров. Там оно происходит.

– Из этого следует, любезный сэр, вы поверили всему? – спросил с совсем не любезной улыбкой господин, имеющий отношение к нескольким банкам, ведущим свою историю с тех времен, когда в Европе вошли в обращение деньги в их условном выражении.

– «Всему» я никогда не верю, – с достоинством ответил премьер, спинным мозгом чувствующий, что на этом посту ему оставаться недолго, если не сумеет придумать чего-то эффектного и экстраординарного. А сохранить кресло хотелось до чрезвычайности. Отчего и острота мышления обострилась.

– Как же толковать ваши слова о русском князе и русских волонтерах? Уж не в том ли смысле, что они это все и устроили? Я не питаю к русским никаких симпатий, но даже они на такое не способны. Не по моральным, по чисто техническим причинам, – спросил банкир.

– Простейшее ведь решение, – взяв из рук лакея сигару, ответил премьер. – Если взять и пригласить прямо на наше совещание русского князя? Со всеми необходимыми фигурами изъявить ему глубочайшее уважение и прямо спросить обо всем, что нас волнует. Как?

Присутствующие господа задумались. Никто из них никогда не действовал «в лоб». Не британский это стиль. Немцы в тридцать девятом уже раздолбали за месяц союзную Польшу, проехали в сороковом слабенькими гусеницами Францию и окрестности, а «гордые альбионцы» все думали, «а вдруг удастся даже от Дюнкерка вермахт в сторону ненавистной России повернуть».

– А почему бы и не позвать? – после долгого пыханья сигарой сказал лорд с длинными, свисающими до воротника усами, через пять лет тоже ставший премьер-министром.

– Если он захочет прийти… – саркастически усмехнулся джентльмен лет сорока, бритый, как актер. – Леди Спенсер и леди Макрай вы во внимание не принимаете? Они ведь могут и не позволить!

– Эфроим, не приумножайте сущностей, – премьеру все происходящее ужасно надоело. Он сожалел, что не решил вопрос единолично. Но что вышло, то вышло.

Вопреки всем сомнениям, после трех сделанных в разные адреса звонков князь Берестин нашелся и немедленно согласился на встречу. Правда, словно бы мельком, заметил, что у него в России слова значат только то, что значат. Если в гости и поговорить – одно. Если иначе – не обессудьте. Через полчаса буду.

Предпоследние слова были сказаны по-русски, и премьер, повесив трубку, немедленно потребовал у секретаря найти специалиста, который может перевести эту фразу, переполненную мягкими гласными звуками, однако прозвучавшую как-то неприятно. Он ее записал на листе бювара, как услышал, и довольно правильно.

Специалист нашелся, несколько раз уточнял фонетические оттенки, после чего подтвердил интуитивную лингвистическую тревогу маркиза Роберта Артура Толбота Солсбери. Данная фраза может означать многое, в том числе и обещание снять с себя любые нравственные ограничения, с возложением последствий на партнера.

Как-то эта консультация премьера расстроила. Нравственные ограничения с себя могла снимать Британская империя в его лице, но никак не кто-нибудь другой!

Князь явился, как обещал, через полчаса, с боем часов. В одежде, подходящей для загородной прогулки. Мол, извините, не ждал, не готовился, не собирался…

Раскланялся, сел в предложенное кресло и изобразил, что он весь – внимание.

– Я правильно воспроизвожу ваше выражение – «не обессудьте»? – спросил маркиз, когда слуги разнесли стаканы, бокалы, сигары.

– Очень похоже. Однако мой английский лучше вашего «русского». – Берестин мог позволить себе шутки такого рода. Тем более, половина из присутствующих в гостиной была ему знакома по «Хантер-клубу». Просто если они вида не подали, так ему зачем же?