Скоро полночь. Том 2. Всем смертям назло

И к этому следовало готовиться.

Оптимизм правительству и военному командованию внушало то, что и в том и в другом случае сравнительно небольшие силы состоявших на службе у буров русских добровольцев и рота англичан сумели уничтожить неизвестных науке чудовищ. Как и положено, в общем.

Штабисты, к которым присоединились Басманов с Сугориным, анализировали известные факты и намечали тактику противодействия очередному вторжению, если оно состоится.

Пятьдесят тысяч регулярных войск, артиллерия, флот в тылу подготовленных позиций – наверняка достаточно, чтобы отразить набег любого числа неведомых существ. Если их удалось отразить пулеметами и всего одной полевой батареей, что будет, если начнут стрелять десятки тяжелых корабельных и сотни скорострельных орудий?

Басманов, впрочем, этих шапкозакидательских настроений не разделял, но своими мыслями с англичанами не делился.

…Сразу после возвращения Лучникова он доложил об очередном инциденте на Валгаллу. По этому случаю Левашов открыл для него переход. О серьезных вещах лучше разговаривать в спокойной обстановке. Часа два-три по крайней мере Михаилу не нужно будет вскидываться при каждом телефонном звонке или стуке шагов вестового за дверью.

Да и вообще человек воюет третий месяц без отпуска. Надо на него посмотреть, если что – подменить на какое-то время. Не сорок первый год, на самом деле.

В отведенной ему двухкомнатной секции аггрианского учебного центра Басманов принял бодрящий водно-ионный душ, переоделся в легкий гражданский костюм, вышел на лоджию, полюбовался курортного вида зеленью вокруг. Закурил мягкую ароматную сигарету с фильтром, ощутив вдруг естественную душевную слабость. И что ему там делать, в той Африке? Сколько можно воевать непонятно за что? Точно такое чувство посетило его в конце шестнадцатого года, когда довелось на неделю с фронта попасть в Петроград.

Когда он вошел в учебный класс, где его уже ждали, Михаил старался не выдать своего настроения, но и Новиков с Шульгиным, и Ирина его почувствовали.

На большом электронном планшете Михаил изобразил картину боя, как его описал Лучников.

– Не понимаю, – сказал Новиков. – Совсем ничего не понимаю. Раньше хоть какие-то соображения в голову приходили, сейчас – ноль. Или мы имеем дело с сумасшедшими, либо с нами в поддавки играют. В чем смысл этих идиотских вторжений?

– Опять пытаешься человеческую логику использовать, – недовольно пробурчал Удолин. Не первый это у них был разговор.

– Есть у нас специалист по нечеловеческой, и что? – поддержал друга Шульгин.

– Нечеловеческих логик больше, чем населенных миров в Галактике, – усмехнулся Антон. – И это при том, что все расы, входящие в Конфедерацию, для возможности взаимодействия выработали одну, общую. На уровне правительств. Большинству рядовых граждан она так же недоступна, как эскимосу – китайские иероглифы.

– Это мы давно знаем, – прервала его Ирина.

– Ну еще бы, – приложил руку к сердцу форзейль.

Удолин придвинулся вплотную к Михаилу.

– Пусть они пока поболтают, а мы давай причастимся. Я же вижу – тебе нужно. Заходи ко мне после собрания, помедитируем. Легче станет, ручаюсь…

– Мне и так ничего, – ответил Басманов, но налитую профессором чарку принял с благодарностью.

– Давайте, братцы, в конструктивное русло, – вмешался Левашов. – Вы сейчас дружно на меня накинетесь, а я все равно скажу. Мы с Виктором несколько ночей так, тет на тет, потрепались, поверх барьеров, кое-какие взаимно интересные темы помусолили. Знаете, до чего додумались?

– А где он, кстати, отчего не с нами? – спросил Новиков.

– Вместе с некромантами экипажи «медуз» по методике Константина Васильевича на интеллектуальные составляющие раскладывает.

– Тоже интересно, – согласился Андрей. – Так о чем ты?

– Всего лишь о том, что друг наш Саша с подачи Замка не связь с Гиперсетью отключил (нет, это тоже), а, грубо говоря, графитовые стержни из реактора повыдергивал. Мы об этом, кажется, уже пробовали рассуждать, но несколько не в том ключе. Хороша там эта система была или плоха, не сильно важно. Но она была и кое-какой порядок нашего личного мироздания обеспечивала. Теперь, как выражаются в нашем родном мире двухтысячных, на смену Закону, хотя бы и воровскому, пришел беспредел.

– Ретроспективно? – с явным интересом спросил Шульгин.

– Выходит, что так. Все выявленные и освоенные нами реальности сохранились, только регулирующих правил не осталось. Вот вам и перекрытие тысяча восемьсот девяносто девятым годом тысяча девятьсот тридцать восьмого, восемьдесят четвертого, две тысячи пятого и так далее. Тысяча двести тридцать седьмой сюда же… И обратно, разумеется. Слоеный пирог, господа.