– Для начала – кое-что мне напишешь, а потом начнем говорить предметно…
Карета тем временем остановилась, достигнув подходящего, по мнению «Генри», места. Роулз непроизвольно вздохнул. Сейчас все и решится.
Лариса достала из ридикюля небольшой электрический фонарик, раз в десять меньше тех, что здесь использовались в армии и на железной дороге, блокнот и редкостную, совсем недавно вошедшую в обиход «самопишущую» ручку.
– Давай…
Лариса продиктовала текст. «Я, такой-то, подтверждаю согласие добровольно сотрудничать с миледи Отэм по вопросам, представляющим для нее интерес. Обязуюсь предоставлять все интересующие ее материалы, касающиеся деятельности моей лично и возглавляемой мною комиссии. Согласен получать постоянное вознаграждение в сумме двадцать пять фунтов стерлингов еженедельно, каковая сумма может быть увеличена по взаимной договоренности».
– Все. Дата, подпись.
Роулз глубоко вздохнул.
– Это ведь тоже в своем роде смертный приговор, разве что с отсрочкой…
– Все мы живем под таким приговором и лишь лелеем надежду, что отсрочка будет достаточно длительной. А если без шуток – выбора-то у тебя никакого. Ты мне нужен живым, если сработаемся – оба доживем до глубокой старости.
– Сто фунтов в месяц – не маловато за жизнь с петлей на шее? – спросил комиссар, постепенно успокаиваясь.
– Если сейчас умрешь, тебе и медный фартинг не понадобится. А заработаешь – добавлю, я не жадная. Пиши!
Многому Лариса научилась у друзей. В том числе – без особых изысков ломать противника. В таком же стиле ребята работали в Москве, что в двадцатом году с чекистами и самим Троцким, что в две тысячи пятом с бандитами и заговорщиками. Главное – в темпе, не дающем возможностей для долгих размышлений и поисков выхода, поставить клиента перед совершенно однозначным выбором, демонстрируя отсутствие эмоций и холодную решительность, не сдерживать себя никакими нормами и принципами.
– Хорошо, только, с вашего позволения, я бы написал продиктованный текст несколько по-другому. Конкретнее и ближе к моему обычному стилю.
– Давай, пиши, – повторила Лариса. – Инициатива у нас приветствуется. А я прочту…
Документ ее устроил. Она аккуратно сложила бумагу, убрала в ридикюль.
– Присмотри за мистером, – сказала Лариса роботу и спрыгнула на вымощенную плитами песчаника набережную рядом с высоким парапетом. Внизу гулко бились о берег океанские волны. Сильно пахло морской солью и гниющими водорослями.
По карманной рации вызвала Кирсанова.
– Ты еще не спишь? – вежливо спросила она.
– Если ты нет, я тем более. Что с адмиралом?
– Похоже, согласится. Но это завтра. А сейчас тут у меня еще одна, неназначенная, встреча. С неким мистером Роулзом. Знаешь такого?
– Еще бы. Где он тебе подвернулся? Неужто к Хилларду визит нанес?
– Нет, на улице ждал. Пришлось его помощников обездвижить, а самого попросить согласие на сотрудничество подписать…
Кирсанов несколько секунд помолчал, в трубке слышно было только его дыхание.
– Лихо начинаешь, миледи, даже слишком. Ты где?
Лариса объяснила.
– Вокруг спокойно?
– Ночь, безлюдье, море шумит. Да мне бояться некого. Теперь уже…
– Хорошо, жди, сейчас за тобой подъедет Давыдов или Эльснер. Отвезет тебя с клиентом в надежное место. Я туда через полчасика забегу.
Глава 10
Пленник-дуггур на самом деле выглядел плоховато. Сильно исхудал, глаза – как оловянные пуговицы, попыток говорить, тем более по-русски, не предпринимал.
– Разучился от тоски? – спросил Новиков.
– Нет, я его отстроил. Он теперь с наших мозгов информацию считывать не может. Незачем. Так нам лучше изучать его истинные «мысли» и реакции. В чистом виде.
– И как мысли?
– В человеческом понимании – премерзейшие. Как у голодного тарантула, или, скорее, сольпуги.[53] То, что он нам рассказывал в пещерах, о своей научной деятельности и прочем – инстинктивная реконструкция наших представлений о долженствующем. Для введения жертвы в заблуждение, для достижения собственных целей.
– А выглядело настолько убедительно, – удивился Шульгин, лично беседовавший с руководителем «пятерки». – Чужой-то чужой, но ведь оперировал вполне совместимыми с нашими понятиями.
– На этом они вас почти подловили, – с торжеством возгласил Удолин. Словно забыл, что и сам какое-то время воспринимал пленника на предложенном уровне. – Хорошо, что я сумел вовремя пробиться сквозь наведенные слои его мимикрии.