31  

Глава 8 ЙОКАХАЙНЕН В ПУТИ

Когда солнце скрылось за деревьями, Йокахайнен остановился на ночевку в распадке у ручья между двумя холмами. Ему сразу приглянулось это место — оно выглядело приятным и безопасным. Вокруг стеной стоял бор, подлесок полнился вечерними тенями. Летом саами кочевали по краю лесов, среди сопок, поросших чахлым ползучим березняком, но в карьяльские хвойные леса не забирались — это была уже не их земля. Йокахайнен даже не пытался сам выбирать дорогу. Он положился на своего ездового оленя, надеясь, что тот не заберется в болото или совсем уж непроходимую чащу, и только приблизительно соблюдал нужное направление.

Прежде чем разжечь костер, Йокахайнен почтил здешних богов и особо — Тапио, хозяина леса. Старейшины предупреждали его, что лесные и водяные боги в южных землях очень сильны и коварны. Но Йокахайнен чужих богов не опасался. Он знал, как вести себя с ними правильным образом. Правила были просты — будь вежлив и не нарушай запретов. А если что, не стесняйся показывать силу — свою и тех, кто за тобой.

Йокахайнен стреножил оленя и пустил его пастись. Среди поклажи была кожаная палатка, но ставить он ее не стал, ведь дождя не предвиделось. Как здесь тепло, даже вечером! Он остался в одной нижней шерстяной рубашке, но все равно вспотел. Снял сапоги, с удовольствием ополоснул в ручье босые ноги. Удачное время для путешествия — конец лета. Тундра, сопки и лес полны пищи, звери сыты. А черники, брусники здесь целые поля. И нет гнуса, так донимавшего на оленьих пастбищах!

Когда прогорел хворост, Йокахайнен повесил над ним котелок, растопил в воде кусочки жира, посолил, кинул полоски сушеного мяса. Втянул запах ноздрями, сглотнул слюну. Едва дождавшись, пока варево остынет, выловил пальцами мясо, потом выпил взвар и откинулся на спину. Молодому саами было хорошо и спокойно, как будто его не окружала чужая земля, а впереди не ждал бой, из которого он едва ли сможет выйти победителем. Бой с Вяйнемейненом! С тем единственным чародеем, которого опасались похъёльцы, который когда-то посмел вызвать тунов на бой на их собственной земле — и победить. С той легендарной поры прошли десятилетия, если не века, но саами хранили память о его подвигах, втайне лелея надежду на избавление от похъёльского ига. А Рауни, его учитель, послал его эту надежду убить.

Что ж, не в первый раз.

…Сквозь буран едва виднелись покатые крыши пограничной заставы, приземистые длинные дома превращались в стойбище огромных сугробов. Над ними вздымались острые вершины, серые ребра скал, отполированные и заточенные ветром — неприступные утесы Похъёлы. Снег заносил заставу, сглаживал выступы крыш. Еще несколько дней такой пурги — и на месте заставы ляжет ровное снежное поле.

Йокахайнен стоял один на обледенелом, открытом всем ветрам скальном карнизе на высоте пятидесяти локтей над заставой, поглядывал вниз и ждал. На пронизывающем ветру он давно замерз, несмотря на утепленную парку из шкуры белого медведя. Лицо он спрятал под капюшоном, но снег ухитрялся набиваться даже в швы. Мороз был не единственной причиной для тревоги — Йокахайнен серьезно опасался, что его попросту сдует. Но его лицо было спокойно. Волноваться бесполезно — все равно самому ему не спуститься. И нет никакой уверенности, что Рауни ему поможет. Сыну Лоухи может прийти в голову всё что угодно.

Йокахайнен привык к мысли, что может умереть в любой миг. Давно уже он перестал бояться — и смерти, и туна, который для него эту смерть олицетворял. Незаметно для себя, он как будто перешел какую-то грань, за которой страх за свою жизнь исчез, как нечто бесполезное и несущественное. Его это даже успокаивало. Это значило, что он неуязвим; что тун на самом деле не имеет над ним никакой власти. Понимание этого удивительным образом окрыляло Йокахайнена, пробуждало в нем огромные силы.

Кроме того, он был уверен, что Рауни это тоже видит и понимает. И главное — по-своему ценит. Йокахайнен знал, что тун не встречал ничего подобного ни в одном человеке. И как только Йокахайнен утратит это необъяснимое бесстрашие, он перестанет быть другом туна и его учеником — превратится в то же, что и остальные саами, — в раба, а при случае, и в пищу. Возможно, именно поэтому сын Лоухи и саами шли вперед вместе как по ледяному карнизу — каждый шаг был смертельно опасен, обратного пути не было. Наверно, это и есть путь похъёльского колдовства.

  31  
×
×