Дальше фронта

И на бойцов затмение какое-то нашло. Словно и не было подробных, под роспись, инструктажей.

Естественные человеческие рефлексы у них включились. Случившаяся буквально на твоих глазах авария – как же не выскочить, посмотреть, помочь, если возможно. И – девушки, которых не видели давным-давно, да вдобавок были это не девчонки из рабочих поселков, а длинноногие, златовласые расфранченные красотки. Следы не совместимых с жизнью травм издали в глаза не бросались.

Водитель БРДМа затормозил, а командир с пулеметчиком выпрыгнули на асфальт. Хорошо еще, сидевший за рулем ефрейтор устав помнил подкоркой – «находясь в дозоре, в случае выхода экипажа из машины водитель остается на месте, двигатель не глушит, постоянно готов возобновить движение, по команде или исходя из обстановки».

– Девочки, что у вас случилось? – только и успел крикнуть младший унтер-офицер.

Девочки дружно повернулись. Медленно фокусируя взгляды на солдатах, для них тоже возникших как бы ниоткуда.

Вот тут бойцов и проняло. «Вий» не «Вий», но в этом роде. Сразу три панночки, да вдобавок…

У одной снесло пол-лица, пряди длинных волос, густо пропитанных кровью, не закрывали страшной раны. У второй тонкая белая блузка разорвана в клочья, груди раздавлены, наружу торчат обломки ребер. Третью, похоже, выбросило с заднего сиденья, проволокло плашмя по асфальту, стирая одежду вместе с кожей, несколько раз перевернуло, ломая шею и руки. Ужасное зрелище.

Солдату было всего лет двадцать, унтеру немногим больше. Они и в нормальной жизни, если видели покойников, так тихих, спокойных, лежащих в гробу, как им и положено.

А у мертвых девушек начал включаться пищевой инстинкт, о котором рассказывал Ляхову Шлиман. И они сначала медленно, как бы нерешительно, двинулись к цели, манящей запахом живого.

Солдат заорал, что называется, дурным голосом, и, побледнев в прозелень, собрался грохнуться в обморок. Такое случается даже со студентами-медиками первых курсов, впервые увидевшими смерть в ее необлагороженном облике. Унтер был покрепче, годы службы успели впечатать в сознание спасительный императив – не знаешь, что делать, поступай по уставу. Сами собой всплыли инструкции офицеров, уже встречавшихся с покойниками.

Не целясь, он хлестнул длинной автоматной очередью по асфальту, прямо под ногами покойниц, и они невольно отшатнулись. Матерясь, в основном для самоуспокоения, схватил солдата за ремень и поволок к броневику. Водитель с лязгом воткнул заднюю скорость и, наверное, с перепуга включил мерзко завизжавшую сирену.

БРДМ уже катился назад, когда бойцы на бегу ухватились за десантные скобы на бортах. Так они на них и висели, пока виляющая от обочины к обочине ревущая машина не проскочила вслепую почти километр. Пока страшное видение не исчезло за косогором.

Солдата рвало, у унтера дергалась щека, водитель, менее травмированный, совал им в руки пузырек с заначенным техническим спиртом.

По этому поводу Ляхов устроил общее собрание личного состава, где сначала заставил героев подробно, в деталях описать свое приключение, а потом, в доступных для бойцов выражениях, провел разбор полета.

Еще раз, с материалистических позиций, объяснил суть и смысл происшедшего, со всей возможной в устах штаб-офицера мягкостью указал унтеру на его ошибки, но и похвалил за проявленную решительность и присутствие духа. На пальцах изобразил, чем могло все это дело кончиться, и вновь перечислил меры предосторожности на походе и привале.

– Разрешите, господин полковник, – поднял руку подпоручик, командир взвода, где служили разведчики. – Такой вот вопрос – а эти, девушки, они что, в таком, как ребята их видели, состоянии так и останутся? – заново представил себе ужасную картину, зябко передернул плечами. – Вы же говорили, они здесь вечно могут существовать?

– Что вечно, я не говорил, вы что-то спутали, а вот по поводу вида… Здесь, похоже, существует какой-то своеобразный процесс регенерации. Потому что, насколько я заметил в прошлом походе, следы прижизненных повреждений постепенно исчезают… У капитана израильской армии, с которым пришлось общаться, следы от пуль затянулись где-то через двое-трое суток.

И тут же он вспомнил, что в Палестине довелось ему видеть трупы, двигающиеся и сохранявшие активность, но с явными следами распада и разложения тканей.

Снова возникла мысль, что вторичному распаду подвержены те покойники, которые умерли раньше, чем тот мир вступил во взаимодействие с этим, или, в данном случае, наоборот.