Дальше фронта

Выслушав рапорты, а также неофициальную информацию, циркулирующие в стране, городе и правительстве слухи и сплетни, Григорий Львович приступил к инструктажам, с каждым смотрящим отдельно.

Двое первых получили указания рутинные, интереса для посторонних не представляющие. Третьему было поручено расконсервировать одну старую явку в районе набережной и, более никого не ставя в известность, доставить туда в течение трех суток ряд предметов, согласно прилагаемому списку.

После чего, отпустив трех первых клевретов^[61], с четвертым Розенцвейг приступил к главному, ради чего сюда и прилетел со столь многими предосторожностями.

В отличие от друга-коллеги Чекменева, делавшего ставку на «молодых офицеров», лично им подобранных и выпестованных людей 25 – 35-летнего возраста, Розенцвейг предпочитал в своих наиболее важных и ответственных проектах опираться на опытные кадры едва ли не предпенсионного возраста. Умения, мудрости и связей у них достаточно (в разведке до пенсии обычно доживают самые сильные и приспособленные к меж – и внутривидовой борьбе), а вот амбиций гораздо меньше, чем у молодежи.

Да вдобавок на склоне лет и жить хочется куда сильнее, и здравый смысл подсказывает, что вернее сохранить уже прикопленное к старости, нежели рисковать необходимым в надежде приобрести излишнее. Если, конечно, речь не идет о совсем уже запредельных суммах и благах.

Вот и оставшийся в кабинете Розенцвейга человек (назовем его хотя бы Соломон Давидович Адлер, с намеком на недюжинный ум и ровный, спокойный характер) годами приближался к пятидесяти, имел чин майора, троих детей, приличные счета в надежных местных и зарубежных банках, а также хороший дом с видом на Средиземное море.

За двадцать лет совместной работы Соломон своего патрона не подводил ни разу, а всяких увлекательных и масштабных акций они провели немало.

От Кейптауна до Данцига и от Буэнос-Айреса до Калькутты. Как правило, успешных или весьма успешных, достойно отмеченных командованием. Неудачи же оставались между ними только как общие неприятные воспоминания.

Григорий Львович сбросил пиджак, развязал галстук, переобулся в шлепанцы и пригласил сотрудника в холостяцкую кухню-столовую. Там высокая стойка с вертящимися табуретами отделяла нишу с электрической плитой, холодильником и посудным шкафом от уютного помещения со столом на шесть персон и массивными дубовыми полукреслами.

Прислуги в доме не было, Розенцвейг рассчитал ее перед длительной отлучкой. А есть хотелось сильно, в самолете до Франкфурта вообще не кормили, а рюмка виски и бутерброды на иерусалимском рейсе только разожгли аппетит.

– Давай сначала перекусим, потому что разговор предстоит долгий и трудный. Но готовить придется самим, Сол, ты что предпочитаешь?

– Мне как-то все равно, Гирш. О кашруте я забыл сразу, как только оставил родные пенаты, а это было ой как давно. Исходи из настроения и фактических возможностей. Хоть бы и сало с солеными огурцами, если ты так привык в России.

Сала у Розенцвейга не было, за ним нужно посылать в Хайфу, и вообще в холодильнике имелся только запас сублимированных продуктов и консервов. Хотя и в большом ассортименте.

Ограничились рижскими шпротами, югославским цыпленком в желе, голландским сыром, российскими солеными рыжиками и маринованным чесноком. Вместо хлеба пошла хрустящая картофельная соломка. В качестве аперитива – виски «Джек Дэниэлс» со льдом. Вполне достаточно для двух ветеранов, привыкших довольствоваться возможным, а чаще – доступным.

Подзакусили, потом Розенцвейг пригласил гостя в гостиную на втором этаже, открыл дверь на веранду, с которой видны были ярко освещенные ночные улицы и бесконечные вереницы белых и красных автомобильных огней. Выставил на плетеный ротанговый стол коробку сигар и несколько банок русского пива «Сине-брюхов». Пришло время делового разговора.

– Начнем издалека. Скажи мне, Сол, пока мы с тобой сегодня общаемся, ты во мне ничего странного не заметил?

Адлер присмотрелся, будто пытался угадать, о чем речь. Прическу ли начальник поменял, новые зубы вставил или еще что?

– Ничего, по-моему. Загар вот разве… Морской, не московский. В Полинезии побывал?

– Я о другом. С психикой как, на твой взгляд? Никаких нарушений? На сумасшедшего не похож?

– Не пойму я что-то, к чему ты клонишь…

– Совершенно ни к чему. Тебе задан вопрос – не замечаешь ли ты во мне признаков психических отклонений. В обыкновенном, медицинском смысле. Ты меня знаешь много лет и со всех сторон, вот и ответь…

---

61 Клеврет (старославянск.) – приспешник, приверженец, не брезгующий ничем, чтобы угодить своему господину, покровителю.