191  

Смотрительница музея не смогла ответить на ее вопросы, поэтому Джин попросила проводить ее к казначею. Но и старший казначей музея Брюс Каудор не сумел добавить практически ничего к тому, что она уже знала.

– Насколько мне известно, никаких записей, касающихся этого портрета, не существует, – сказал он, пригласив Джин в свой кабинет и угостив чаем, обладавшим необычным терпким вкусом и заваренным не из пакетиков, а из серебряного ситечка – отдельного для каждой чашечки. – Поэтому я не могу сказать, как он попал в наш музей. Вероятнее всего, это был чей-то посмертный дар.

Брюс Каудор, майор в отставке, был невысок ростом, но выглядел весьма представительно благодаря безупречному костюму и круглому, пышущему здоровьем лицу.

– Меня также интересует корреспонденция Ловелла…

– Уверяю вас – нас тоже, но увы…

– Неужели у вас ничего нет?! – поразилась Джин.

Казначей покачал головой.

– Либо доктор Ловелл не любил писать, либо его письма погибли… или осели в какой-нибудь частной коллекции. – Он вздохнул. – Это, разумеется, большая потеря. Стыдно сказать, но мы до сих пор почти ничего не знаем о его африканской поездке.

– И об эдинбургском периоде тоже, насколько мне известно.

Брюс Каудор наклонил голову.

– Пожалуй, вы правы. Кстати, Ловелл похоронен в Эдинбурге, но его могила вас, вероятно, не слишком интересует?

– Отчего же?… А где она?

– На Колтонском кладбище, неподалеку от могилы Дэвида Юма.

– Что ж, я непременно на нее взгляну.

– Простите, что ничем не смог вам помочь. – Он ненадолго задумался, потом лицо его просияло. – Говорят, у профессора Девлина есть стол, сделанный Ловеллом.

– Да, он упоминал об этом, но нигде в источниках я не нашла упоминаний об увлечении Ловелла столярными работами.

– Да нет, я уверен, что об этом где-то говорится, я же сам читал!… – Но как майор ни старался, он так и не смог припомнить, что и где он читал о странном хобби хирурга.


Вечером того же дня Джин сидела с Ребусом в своей квартире в Портобелло. Они ели купленные в китайском ресторанчике блюда и запивали она – холодным «Шардонэ», он – бутылочным пивом. Играла музыка – Ник Джейк, Дженис Айан и «Пинк флойд». Разговаривали мало. Ребус, казалось, с головой ушел в собственные мысли, но Джин не возражала. После еды они пошли прогуляться по набережной, которую в этот час оккупировали подростки на скейтбордах. Одеждой они напоминали американских мальчишек, но говорили как коренные портобельцы, бранясь через каждое слово. В конце набережной Ребус и Джин обнаружили еще один магазин, который, несмотря на поздний час, бойко торговал сосисками, чипсами и курицей, распространяя с детства знакомый обоим запах уксуса и горячего жира. Говорили они по-прежнему мало, но так же вели себя и другие парочки, попадавшиеся им по пути: сдержанность была в характере эдинбуржцев. Некоторые объясняли ее влиянием церкви и таких фигур, как Джон Нокс (Ребус слышал, что приезжие называют город Форт-Нокс [22]), но Джин считала, что это связано, скорее, с географическим положением города, который рос на угрюмых, скалистых холмах, под темным северным небом, день за днем противостоя налетавшим с Северного моря резким ветрам, с воем и свистом проносившимся по узким, как ущелья, извилистым улочкам. Действительно, большинство людей, впервые попавших в Эдинбург, сразу чувствовали, как город подавляет их, буквально пригибая к земле, словно тяжкий груз. Джин испытывала это чуть не каждый раз, когда приезжала в Эдинбург из своего Портобелло. «Хмурый, покрытый синяками и шрамами город, который стремится наставить синяков тебе» – так она описала свои ощущения.

Ребус тоже думал об Эдинбурге. Где он поселится, когда продаст квартиру? Где будет его новый дом? Какой район нравится ему больше других? Портобелло был сам по себе не плох; во всяком случае, здесь он чувствовал себя относительно спокойно, но ведь ничто не мешало ему обосноваться южнее или восточнее Эдинбурга. Некоторые из его коллег ездили на работу аж из Линлитгоу и Фолкерка, но Ребус не был готов к тому, чтобы ежедневно проделывать такие концы. Нет, Портобелло, пожалуй, был лучшим из возможных вариантов, но оставалась еще одна проблема: все время, пока они шли по набережной, Ребус косился в сторону пляжа, словно ожидал увидеть на песке еще один маленький гробик, подобный тому, что нашли на побережье близ Нэрна. Как избавиться от этого, Ребус не знал, ведь, куда бы он ни поехал, его память всюду будет окрашивать окружающее мрачными красками.


  191  
×
×