Ржавый Рыцарь и Пистолетов

— Паша, — она испуганно посмотрела на Лайнера, — он здесь, я слышу его голос.

— Чей? — Паша весь подобрался. — Олеговича, что ли? — Он прижал ее к себе и быстро поцеловал. — Все! Хватит! Поехали!

В машине Павел был не по обычаю последних дней сосредоточен. Когда «Форд» выбрался из снежных заносов на сельскую улицу, он бросил быстрый взгляд на Дашу и проворчал:

— Что ты душу рвешь? Гляди, побелела вся! То, что было, не вернешь. Надо привыкать жить без Арефьева. Ты ни в чем не виновата, не терзай себя! Я ведь рядом, и Олегович был бы рад, узнай, что у нас любовь состоялась.

Даша молча прижалась к его плечу, и так, не проронив более ни слова, они доехали до дома Арефьева.

Врезанная в ворота калитка была открыта настежь, и мрачный, неопределенного возраста мужик расчищал двор от снега огромной деревянной лопатой. Даша никогда его раньше не видела, но Паша, оказывается, был с ним знаком.

— Здорово, Петр! — Они обменялись рукопожатиями. — Машину можно загнать во двор? Мы пару часов погостим у Миры Львовны. Что, дома она?

— А куда ей деваться? — пожал мужик плечами. — Пенсию ждет. Должны сегодня принести.

Он бросился открывать ворота, и Паша завел свой «Форд» во двор. Даша заметила в окне Каштанскую, но встречать их Мирка не вышла. Наверняка подумала, не велики баре, сами в дом дорогу найдут.

По какой-то одной ей известной причине она недолюбливала не только Дашу, но и Павла. Даша не подозревала ее в зависти, нет, жизнь Миры Львовны была подчинена более высоким материям, и все же было что-то, вызывавшее у нее чуть ли ни зубовный скрежет, когда Даша встречалась с Дмитрием Олеговичем. Ведь все происходило на ее глазах, потому что более тридцати лет Мира была тенью Арефьева, его бессменным и верным секретарем. Возможно, она его тайно и безответно любила, потому что была еще молодой, цветущей женщиной, когда впервые переступила порог его кабинета, а Арефьеву тогда не исполнилось и пятидесяти. Но что-то у них не сладилось, почему-то не получилось. Арефьев после гибели жены в автомобильной катастрофе так никогда не женился, а Мира и вовсе ни разу не была замужем.

Они переступили порог прихожей. Мира Львовна встретила их вежливым кивком головы и вопросом:

— Чего пожаловали? Не терпится домом завладеть?

— Домом? — растерялась Даша и беспомощно посмотрела на Павла. — Зачем нам дом?

Каштанская окинула их недружелюбным взглядом.

— Проходите в кабинет.

И первой стала подниматься по лестнице, молча и ни разу не повернув головы. Мира Львовна знала: эти двое все равно никуда не денутся.

Глава 16

Не проронив ни слова, они прошли в кабинет Арефьева. Даша потерянно оглядывалась по сторонам, узнавая и не узнавая старый дом. После перестройки она ни разу здесь не бывала. Кабинет Дмитрия Олеговича располагался теперь на втором этаже. Это была небольшая комната с камином и с двумя большими окнами, выходящими на юг и восток. Сейчас окна были закрыты тяжелыми шторами. Паша, не обращая внимания на Миру, подошел и по-хозяйски раздвинул их. В окна хлынул поток ослепительно ярких солнечных лучей. Они высветили все, даже самые скрытые уголки кабинета. И книги в старинных массивных шкафах, и фарфоровую пастушку на каминной полке, и малахитовый письменный прибор, который Ржавому Рыцарю подарили на семидесятилетие. И висевший на стене портрет хозяина дома с черной ленточкой по уголку тоже словно ожил и, кажется, даже подмигнул Даше. Ничего, мол, не тушуйся! Что мы, не знаем Миру Львовну?

Паша опять же по-хозяйски опустился в глубокое кресло и потянул Дашу к себе на колени. Конечно, ему нравилось выводить Мирку из себя, но не до такой же степени? Даша весьма ловко освободилась из его рук и села в соседнее кресло. Мира Львовна продолжала стоять. Никто и никогда не давал ей ее шестьдесят с хвостиком лет, но за тот год, что они не виделись с Дашей, Каштанская сильно сдала. Обвисла кожа на щеках и на шее, а глаза смотрели тускло и уже не метали искры, как это бывало прежде, если Даша и Павел нарушали заведенный ею порядок, ломали протокол встречи с Арефьевым, превращая ее в бесшабашно-разгульное действо. Сама она ничего, кроме минеральной воды, не пила, и потому их дружеские посиделки немедленно переводила в разряд оргий и беспрестанно корила их за разнузданность нравов и падение морали.

Только Пистолетов умел находить с ней общий язык. Пистолетов, который никогда не витал в эмпиреях, мог по часу о чем-то с ней задушевно беседовать.