101  

46

Больница в Сартуи была похожа на больницу в Безансоне. Та же архитектура пятидесятых годов, тот же серый бетон. Только в уменьшенном виде. Внутри — все то же самое. Стены увиты плющом, в приемном покое — пластиковая стойка, тусклое освещение. Я подошел прямо к стойке и спросил номер палаты майора Ламбертона.

— Вы родственник?

Я положил на стойку свое удостоверение:

— Да, дальний.

Уже направляясь к лифтам, я посмотрел налево: автомат с напитками, а рядом телефонная кабинка. Вот отсюда преступник и звонил Сильви Симонис в вечер убийства ее дочери. Я попытался представить себе его силуэт за грязным стеклом кабинки. Но ничего не увидел. Не смог вообразить убийцу, воспринять его как человеческое существо.

Я бросился вверх по лестнице. Третий этаж. Родственники больных, ждущие в коридоре. Я прошел до палаты 238 и повернул дверную ручку.

— Что вы делаете?

У меня за спиной стоял человек в белом халате.

— Я дежурный врач, — сказал он властным тоном. — Вы родственник?

Я снова извлек свое удостоверение. Однако здесь оно не произвело того же впечатления, что на первом этаже.

— Вам туда нельзя. Все кончено.

— Вы хотите сказать…

— Он протянет еще пару часов.

— Мне непременно нужно его увидеть!

— Я же вам сказал: все кончено. Разве не ясно?

— Послушайте. Даже если он мне скажет всего пару слов, для меня это крайне важно. Жан-Пьер Ламбертон, возможно, держит в руках ключ к одному расследованию. Уголовному расследованию, над которым он работал.

Казалось, врач колебался. Обогнув меня, он медленно отворил дверь.

— Только несколько минут, — сказал он, останавливаясь на пороге. — Он при смерти. Рак уже повсюду. Вчера ночью отказала печень. Кровь тоже поражена.

Он посторонился, пропуская меня в палату. Шторы на окнах были опущены, в палате пусто: ни цветов, ни кресла — ничего. Хромированная кровать и приборы наблюдения занимали почти все пространство. На подставке висели пластиковые пакеты, обернутые белой пленкой. Врач проследил за моим взглядом.

— Пакеты для переливания крови, — прошептал он. — Пришлось их спрятать — он уже не переносит вида крови.

В полумраке я подошел поближе.

— Пять минут. И ни секундой больше. Я буду ждать в коридоре, — произнес врач, закрывая за собой дверь.

Я подошел к кровати. За переплетенными трубками и проводками лежал человек, слабо освещенный пульсирующими сигналами монитора. На белой подушке четко выделялась голова. Мне вдруг показалось, что черная голова отделена от тела. Руки походили на плети, обтянутые тусклой кожей, зато прикрытый простыней живот выпирал, как у беременной женщины.

Я подошел еще ближе. В тишине палаты одна из резиновых подушек надувалась, а потом опадала, издавая долгий звук, похожий на выдох. Я наклонился, чтобы получше рассмотреть черную голову. Она не просто облысела, на лице не осталось ни единого волоска, все было выжжено лучевой терапией. Кожа обтянула мышцы и сухожилия, превратив лицо в жуткую маску.

Теперь нас разделяли всего несколько сантиметров, и я понял, почему мне показалось, что голова лежит на подушке сама по себе. Его горло было забинтовано, и повязка сливалась с подушкой, создавая впечатление, что голова отрезана. Шопар говорил мне, что у Ламбертона рак горла или щитовидной железы, точно я не помнил. В таком состоянии с ним невозможно разговаривать, даже если морфин еще не окончательно затуманил его разум. У него наверняка уже не было ни трахеи, ни голосовых связок. И тут я отшатнулся.

У него открылись глаза. Зрачки оставались неподвижными, но в них читалась крайняя сосредоточенность. Правая рука приподнялась, указывая на аудиошлем, висевший на подставке. Шнур соединялся с повязкой на горле. Это была система усиления звука. Я надел наушники.

— А вот, наконец, и прекрасный рыцарь… взыскующий правды…

Я слышал голос в наушниках, но его губы даже не дрогнули. Голос шел прямо изнутри. Даже тембр был выжжен лечением, как и все остальное.

— Полицейский, которого мы все ждали…

От этих слов я оторопел. Ламбертон сразу почуял во мне сыщика. И находясь на пороге смерти, открыто надо мной насмехался.

— Я из Уголовной полиции Парижа. Что вы можете мне сказать по поводу убийства Манон? — тихо спросил я.

— Имя убийцы.

  101  
×
×