— При чем здесь Тома?
— Когда его обвинили в убийстве Манон, он обещал вернуться сюда. Он мог бы отомстить за девочку.
— Вы с ума сошли!
— Но не выдумал же я труп Сильви!
— Оставьте меня. Мне надо помолиться.
По щекам у него катились слезы, лицо было отрешенным. Казалось, он стал недосягаемым. Он уже шептал знаменитый 21-й псалом:
Его голос постепенно стихал у меня за спиной, пока я шел через церковь. На паперти я остановился, чтобы полной грудью вдохнуть ночной воздух. Площадь была окутана тьмой, что очень точно отражало состояние моей души: черное ледяное пространство без света и без опор.
Внезапно темноту прорезал свет фар.
На площади стояла машина.
Синий «пежо» капитана Сарразена. «Лучше поздно, чем никогда», — подумал я, направляясь к ней.
50
— Садитесь.
Я обошел «пежо» и сел на пассажирское место. В салоне царила идеальная чистота. Тот безупречный порядок, в котором чувствуешь себя лишним и боишься испачкать сиденье.
— Вы что, выпиваете на службе, майор?
Он учуял запах спиртного.
— Я не на службе. Я в отпуске.
— Теперь-то вы узнали все, что хотели?
Я не ответил. Жандарм улыбался в темноте. Он положил мне на колени мой пистолет и стал терпеливо объяснять:
— Вы вышли из церкви. Вид у вас ошалелый. Значит, вы расспрашивали Мариотта.
— А почему бы вам не рассказать мне о вашем расследовании? Мы бы выиграли время.
— Я дал вам целый день. Расскажите, что вы узнали. А я подумаю, стоит ли вам помогать.
Меня удивила эта перемена в его настроении. Но теперь мне терять было нечего. Я рассказал ему все, что узнал: о Манон, в которую вселился дьявол, о том, как мать убила ее, чтобы уничтожить в ней беса, о подстроенном алиби и о мести за детоубийство четырнадцать лет спустя.
Жандарм молчал. И больше не улыбался.
— Кто же, по-вашему, отомстил за Манон? — спросил он наконец.
— Тот, кто любил ее как сестру. Тома Лонгини.
— Вы его нашли?
— Нет, но об этом я позабочусь в первую очередь.
— Почему же он отомстил только через четырнадцать лет?
— Потому что тогда ему было всего четырнадцать. Теперь его план созрел, решимость окрепла. Он обещал вернуться и вернулся.
— Выходит, он тоже опасный маньяк?
Я не ответил и инстинктивно потянулся к пачке сигарет. Но закурить здесь было бы кощунством. В машине повисло молчание.
— Ваша очередь. Что вам удалось узнать?
— Примерно то же, что и вам.
— Так вы согласны с моими выводами?
— Я согласен с тем, что мать виновна в убийстве, но у меня доказательств не больше, чем у вас. Мне так и не удалось ознакомиться с материалами полицейского расследования. Срок давности истек. Хотя, по-моему, судья Витт уничтожил досье.
— Почему?
— Теперь уже не спросишь. Он умер два года назад.
— А насчет убийцы Сильви вы согласны?
— Нет. Это не Тома Лонгини. Исключено.
В голосе чувствовалась уверенность.
— Откуда вы знаете? Вы его нашли?
— Я его никогда не терял из виду.
— Где он?! — закричал я.
— Перед вами.
От удивления я рта не мог раскрыть.
— Тома Лонгини — это я. Я обещал вернуться и вернулся. Обещал довести расследование до конца и стал жандармом. Даже капитаном жандармов в Безансоне. Когда убили Сильви, я добился, чтобы расследование поручили мне.
— А здешние люди знают, кто вы такой?
— Никто не знает.
— Я вам не верю. Этого не может быть.
— Этой смерти Манон не должно было быть. Я так и не смог с этим смириться.
— Так вы всегда знали, что Сильви — детоубийца?
— Подростком я был в этом уверен. Манон боялась: боялась своей матери. Потом стал сомневаться. Теперь я снова в этом убежден.
— Кто же, по-вашему, убил Сильви?
Он ответил не задумываясь:
— Дьявол.
Я улыбнулся. Я вовсе не собирался выслушивать очередные суеверные россказни. Но Лонгини-Сарразен наклонился ко мне:
— Есть кое-что, чего вы не знаете. Основное звено, позволяющее понять все остальное. В Манон действительно вселился дьявол. Он ее избрал.