Наконец, согревшись, я нащупал в кармане мобильник и набрал номер Джованни Каллаччуры. Его телефон был на автоответчике, и после сигнала я прошептал по-итальянски:
— Когда получишь это сообщение, перезвони мне. Срочно!
Затем я свернулся на сиденье лицом к решетке с горячим воздухом. Я ни о чем не думал. Только одно ощущение владело мной — я жив! И этого было вполне достаточно. Я заснул, прижимая к щеке мобильник, как крохотную подушку.
54
Меня разбудил утренний свет. Я сел и с трудом разлепил веки. Вид был изумительный: между двух гор поднимался солнечный диск, похожий на кровавую рану. А над ним облака цеплялись за вершины горных хребтов. Снега вокруг уже не было, и проступили склоны, покрытые жухлой травой и опавшими листьями.
Часы показывали 7.30. Я проспал четыре часа, а Каллаччура мне так и не позвонил. Я снова набрал его номер. Теперь мой мобильник работал в зоне действия итальянской сети.
— Pronto?
— Это Матье. Ночью я оставлял тебе сообщение.
— Я только просыпаюсь. Ты что, уже в Милане?
Я рассказал ему о своих ночных приключениях и подвел итоги: машина изрешечена пулями, я сам смахиваю на бродягу и пересечь границу не смогу.
— Где точно ты находишься?
— На выезде из поселка Гондо. Сюда сворачивает тропинка на правой стороне шоссе. Я в самом конце этой тропинки.
— Я перезвоню через несколько минут. Capito?[20]
В кармане я нашел пачку «кэмел» и с наслаждением закурил. Ко мне вернулась ясность мысли, а вместе с ней — убийственные вопросы. Кем были нападавшие? И почему напали именно на меня? Только в одном я был уверен: мои преследователи не имели ничего общего с убийцей Сильви Симонис. С одной стороны, два профессионала, с другой — серийный убийца, одержимый безумием. Завибрировал мобильник.
— Сделай точно так, как я говорю, — велел Каллаччура. — Возвращаешься на основную дорогу, трассу Е шестьдесят два, и едешь два километра. Там увидишь цистерну с надписью «Contozzo». Паркуешься за ней и ждешь. Через час за тобой приедут двое полицейских в штатском.
— Почему полицейские?
— Они тебя доставят в Милан. А мы с тобой встретимся в одиннадцать, как договаривались.
— А как же моя машина?
— Ею займутся. Возьми свои вещи так, чтобы больше не возвращаться.
— Спасибо, Джованни.
— Не за что. Сегодня я получил еще кое-какие подробности по твоему делу. Мне обязательно надо с тобой поговорить.
Я отключился и снова закурил. Несмотря на порывы ветра, проникающие в салон, мотор все еще работал, и в машине было тепло. Но выйти помочиться мне все же пришлось. У меня ломило все тело, но жизнь брала свое. Пройдя несколько шагов, я почувствовал, как разогреваются кровь и мышцы. От голода закружилась голова. Под тропинкой протекала речка, я спустился к ней и долго пил ледяную воду, смакуя самый чистый завтрак на свете. Затем снова сел в машину и отправился к месту встречи.
Я остановился позади цистерны и стал ждать, не глуша мотора. Так прошел час, я выкурил уже три сигареты. Но не было видно ни таможенников, ни любопытных фермеров. Зато можно пораскинуть мозгами.
В голове у меня все смешалось. Виновность Сильви Симонис. Двойная личность Сарразена-Лонгини. Убийство Сильви. Аналогичное убийство, совершенное в Италии, причем в этом случае убийца известен и сознался. А теперь еще эти двое, напавшие на меня… Страшная путаница, и каждый ответ порождает новые вопросы.
Но одна деталь не давала мне покоя. Повинуясь внезапному порыву, я набрал номер Марилины Розариас, директрисы приюта Богоматери Благих дел. 7.45: должно быть, филиппинка только что окончила свои утренние молитвы.
— Кто говорит?
В голосе недоверие и враждебность.
— Матье Дюрей, — произнес я, откашлявшись. — Полицейский. Эксперт.
— У вас какой-то странный голос. Вы все еще где-то поблизости?
— Мне пришлось уехать. В прошлый раз вы не все мне рассказали.
— Вы обвиняете меня во лжи?
— В утаивании правды. Вы мне не сказали, что в восемьдесят восьмом году после смерти дочери Сильви Симонис обратилась в вашу обитель за утешением.
— Мы обязаны хранить тайну.
— Сколько времени она пробыла в приюте?
— Три месяца. Она приходила по вечерам, а утром уезжала на работу.
— В Швейцарию?
— Что вам еще нужно?
Внезапно у меня возникла уверенность: Марилина знала о детоубийстве. Либо Сильви ей призналась, либо она догадалась сама. Я рискнул: