Присягнувшие Тьме

— Разумеется.

— «Лишенный света»?

— Он пережил погружение во Тьму, это точно. Раймо доверился психиатру. Он рассказал о своем видении. Это испытание превратило его в робота-убийцу.

— Следовательно, Агостина и Раймо совершили убийства, в которых их обвиняют?

— Матье, вы слишком торопитесь. Опять же, подождите до Кракова. Мы…

— Эти воскрешенные бесом, они-то убийцы или нет? Способны ли они лить кислоту, пытать укусами насекомых, совать лишайник в грудную клетку своих жертв, действовать совершенно одинаковым образом за тысячи километров друг от друга?

Замошский держал в руке запотевший бокал шампанского. Он сделал глоток, затем сообщил:

— За многие годы наша группа составила определенное мнение.

— Какое?

— Наряду с погружением в Тьму может существовать и другой фактор. Особое обстоятельство.

— Я вас слушаю.

— Некто посторонний, кто входит в контакт и действует вместе с этими… «очевидными» убийцами.

Замошский высказал предположение, которое появилось у меня с самого начала. Сообщник «лишенных света». Земной подстрекатель. Тот, кто вырезал на коре дерева: «Я ЗАЩИЩАЮ ЛИШЕННЫХ СВЕТА».

— Значит, убивать им помогал какой-то преступник?

— Во всяком случае, руководил ими.

— Человек, вообразивший себя дьяволом?

— Да, представителем дьявола.

— У вас есть доказательства, которые подкрепляют это предположение?

— Только совпадения. Прежде всего способ убийства. Никогда раньше «лишенные света» не делали ничего подобного. Можно догадываться, что некая теневая фигура теперь водит их рукой.

Ван Дитерлинг говорил о переменах, о пророчестве, которое надо распознать в повторении этих ритуальных убийств. Мой инстинкт полицейского заставлял меня склоняться в пользу более осязаемой версии Замошского.

Он продолжал:

— Далее, множественность случаев. В прошлом «лишенные света» были редкостью. И вдруг — три примера за четыре года: девяносто девятый, двухтысячный, две тысячи второй год… Несомненно, найдутся и другие. Откуда такой конвейер? Возможно, за этим стоит злодей, который, строго говоря, не совершал убийства, но вдохновлял психически неуравновешенных. Что-то вроде эмиссара демона, который подстрекал их к убийству.

Мои предположения, до сих пор беспочвенные, нашли у нунция конкретный отклик. Этот ночной полет согрел мне сердце, как иллюминация. Настало время пролить свет на загадки, которые касались непосредственно его:

— Две недели назад я видел вас в часовне Святой Бернадетты. Месса была посвящена полицейскому, который находится в коме.

— Люку Субейра. Я его хорошо знаю. Он вел то же расследование, что и вы. Или, лучше сказать, вы ведете то же расследование, что и он.

— Он пытался покончить с собой. Знаете почему?

— Люк был слишком экзальтированным. Нервная система у него была расшатана. Это расследование его окончательно доконало.

— И это все?

— Тут надо быть готовым перейти некоторые границы и дойти до определенных пределов. Но главное, быть способным вернуться! Несмотря на свою страстность, Люк оказался не очень сильным.

Я не ответил. Я думал о сатанинских предметах, обнаруженных Лорой. Перешел ли Люк красную черту? Я возвратился к разговору с Дуду в церкви. Упомянул о коробочке, которая была передана Замошскому. О пенале из темного дерева.

— В нем лежало досье расследования Люка, — ответил поляк. — Цифровая запись. Люк меня предупредил: в экстренном случае его помощник передаст мне документы. В некотором смысле мы были партнерами.

— По словам Дуду, ваш пароль был: «Я нашел жерло». Что за смысл в этой фразе?

— Люк был помешан на видениях людей, побывавших в небытии. Пропасть, колодец, жерло…

— Именно про жерло он сказал своей жене перед самоубийством. Почему, по вашему мнению?

— Все по той же причине. Люк только и думал что о туннеле. Это была его навязчивая идея. Однако он никак не мог приблизиться к этой двери, к этому жерлу. Я подозреваю, что его самоубийство — это признание поражения.

Замошский ошибался. Люк покончил с собой не от отчаяния. Впрочем, он и не потерпел неудачи, а напротив, продвинулся дальше меня — в этом я был уверен. Не слишком ли далеко?

— На мессе в часовне Святой Бернадетты я видел, как вы осеняли себя крестом снизу вверх.

— Простая предосторожность, — улыбнулся он. — Этот знак должен был защитить меня от сатанинских сил этой коробочки. Клин клином, понимаете?