Присягнувшие Тьме

— Вы за мной следите?

— В этом монастыре нет секретов. Я повторяю свой вопрос: что это за игры? — Он вдруг перешел на крик: — Ключ к расследованию хранится у нее в памяти!

Я отступил и уставился на розу над хорами. Ее блестящие лепестки слегка дрожали.

— Не беспокойтесь. У меня своя тактика.

88

Что касается тактики, то я все еще не преодолел свой страх, и, судя по всему, никаких изменений не предполагалось.

Я бросился к себе в келью и проверил мобильный.

Два сообщения — от Фуко и Свендсена. Я позвонил своему помощнику.

— Что ты успел сделать? — отрывисто спросил я.

— Юра ничего не дает. Жандармы в деле Сарразена топчутся на месте. Скарабеи по-прежнему прячутся. А габонцы не толпятся у порога. Во всем Франш-Конте я разыскал семерых. Все безобидные.

— А экспатрианты?

— Трудно обнаружить. Работаем над этим как негры.

— Ты раздобыл какие-нибудь сведения о «Невольниках»?

— Никаких. Никто не знает. Если это секта, то, видимо, самая тайная.

Я приказал Фуко оставить это направление, подумав, что лучше полагаться на сведения Замошского, который оказался специалистом по всем направлениям. Я продолжил:

— У тебя дело Ларфауи все еще под рукой?

— То, что из Наркотдела?

— Да. Может быть, оно связано с нашей историей.

— «Нашей»? У меня такое ощущение, что ты как-то не очень с нами делишься в последнее время.

— Подожди моего возвращения. Подними все, что у нас есть на этого типа. Попробуй встретиться с людьми из Наркотдела и расспросить их о поставщиках, способах поставки, регулярных клиентах. Просмотри его последние телефонные разговоры, его счета. Проверь банковский счет. И поинтересуйся, кто заменил его на рынке. Пусть тебе помогут Мейер и Маласпе.

— А что мы ищем?

— Особую сеть. Потребителей одного африканского наркотика — ибоги.

— Его ввозят из Габона.

— От тебя ничто не укроется! Ясно, что эта страна играет в деле определенную роль. Но я еще не знаю, насколько значительную. Перезвони мне сегодня вечером.

Я разъединился и набрал номер Свендсена.

— У меня новости, — сказал Свендсен взволнованно. — И какие! Ты был прав. Над телом Сарразена поработали.

— Я тебя слушаю.

— Внутренности этого типа почти полностью разложились. Как будто он умер по меньшей мере месяц назад. А трупное окоченение тела едва наступило.

— У тебя есть объяснение?

— Одно-единственное. Убийца напоил его кислотой. Он подождал, пока внутренности не разъело, и вскрыл ему живот сверху донизу.

Значит, убийца Сарразена тоже забавлялся со смертью. Был ли он также убийцей Сильви Симонис? Кто-нибудь из «лишенных света»? Или из их вдохновителей?

Я снова увидел надпись, вырезанную на коре: «Я ЗАЩИЩАЮ ЛИШЕННЫХ СВЕТА». Единственное, в чем я был уверен — а это уже было немало — Сарразена убила не Манон. В это время она находилась здесь.

Свендсен продолжал:

— Мерзавец работал по живому. Он терпеливо размотал кишки своей жертвы в ванне, в то время как парень был еще жив — и в сознании.

Знакомый лед в венах. Я вспомнил, что у жандарма не было на руках следов веревок.

— Сарразен не был связан.

— Нет. Но анализы на токсины установили наличие следов мощных паралитических средств. Он не мог пошевелиться, пока тот его кромсал.

Передо мной снова встала картина преступления. Скрюченное тело в позе эмбриона. Ванна, наполненная внутренностями. Жужжащие мухи в смрадном воздухе.

— А насекомые?

— Были найдены яйца мух Sarcophagidae и Piophilidae, которые никак не могли сами там оказаться. Я хочу сказать: через несколько часов после смерти. Это по извращенности очень похоже на случай с той теткой, Мат. Здесь нет никакого сомнения.

— Благодарю тебя. Они тебе послали протокол?

— Вальре прислал его мне по электронной почте. Он симпатичный.

— Изучи каждую деталь. Это очень важно.

— А если ты мне скажешь немного больше?

— Позже. Из всех этих фактов вырисовывается метод, — я поколебался, потом продолжал, уточняя вслух собственные мысли: — что-то вроде сверхметода, который преступник оттачивает с помощью других убийц…

— Ничего не понимаю, — сказал Свендсен, — но звучит интригующе.

— Как только приеду в Париж, я тебе объясню все.

— Договорились, старик.