Присягнувшие Тьме

Я встал и шагнул ему навстречу. Он нахмурился:

— Мы знакомы?

— Матье Дюрей из уголовки. Дело Бенцани, март 2000 года. Отморозок с пулевым ранением, тут у вас и скончался. Потом мы еще раз виделись в суде, в Кретее. В прошлом году, на заочном процессе…

Он махнул рукой, словно говоря: «Через меня их столько прошло…» У него были густые седые волосы, которые его совсем не старили, а наоборот, свидетельствовали о жизненной силе и добавляли ему привлекательности. Он бросил беглый взгляд на дверь реанимации.

— Вы насчет полицейского в коме?

— Люк Субейра — мой лучший друг.

Он сморщился, как будто услышал еще одну дурную новость.

— Он выкарабкается?

Врач возился с завязками робы, закрепленными на спине.

— Чудо уже то, что у него заработало сердце, — вздохнул он. — Когда его выловили, он был мертв.

— Вы хотите сказать…

— Клиническая смерть. Не будь вода такой холодной, мы ничего не могли бы сделать. А так организм находился в условиях гипотермии, что замедлило проникновение воды в ткани. Ребята из Шартра оказались на редкость находчивыми. Они попытались сделать невозможное — разогрели ему кровь. И это сработало. Настоящее воскрешение.

— Как вы сказали?

Свендсен, торчавший поблизости, тут же встрял в разговор:

— Я тебе объясню…

Я едва не сжег его взглядом. Врач посмотрел на часы:

— Мне правда надо идти…

И тут меня прорвало:

— За этими дверьми погибает мой лучший друг, и я хочу знать, что с ним!

— Прошу меня простить, — улыбнулся врач, — диагноз еще не до конца ясен. Мы проводим тесты, чтобы понять, насколько глубоко он погружен в кому.

— А физическое состояние?

— Жизнь к нему вернулась, но беда в том, что мы не можем его разбудить… И даже если он очнется, неизвестно, каким он станет. Все зависит от того, насколько поврежден мозг. Поймите, ваш друг вернулся с того света. Его мозг подвергся кислородному голоданию, что не могло не вызвать разрушений.

— Но ведь кома бывает разная?

— Да, вы правы. Есть вегетативное состояние, когда пациент реагирует на некоторые раздражители, и настоящая кома, то есть полное отключение. Похоже, ваш друг — где-то посередине. Вам лучше поговорить с Эриком Тюилье, он невропатолог. (Я записал имя в блокнот.) Это он сейчас проводит тесты. Договоритесь с ним о встрече на завтра.

Он снова взглянул на часы и добавил уже тише:

— И вот еще что… Я не стал спрашивать у его жены, но… Ваш друг принимал наркотики?

— Конечно нет! С чего вы взяли?

— На сгибе локтя у него следы от уколов.

— Может, ему кололи какое-то лекарство?

— Жена говорит, что нет. Она в этом совершенно уверена.

Врач, наконец, стянул с себя робу и протянул мне руку:

— Мне действительно пора идти. Меня ждут в другом отделении.

Я пожал ему руку в ответ, и тут двери снова раскрылись. На пороге стояла Лора, жена Люка, в бумажном халате и надвинутой на лоб медицинской шапочке. Она пыталась сделать шаг, но ноги ее не держали. Я бросился к ней. Она резко отстранилась, словно испугавшись — то ли моего голоса, то ли одного моего вида. Она посмотрела на меня холодным и ничего не выражающим взглядом.

— Лора! Если тебе что-нибудь нужно, ты только скажи…

Она отрицательно качнула головой. Лора никогда не была красавицей, а сейчас и вовсе напоминала привидение.

— Вчера вечером, — торопливо заговорила она, — он сказал, чтобы мы уезжали без него. А он пока останется в Берне. Не знаю, что там случилось… Ничего не знаю…

Ее шепот перешел в бессвязное бормотание. Мне хотелось ее обнять, успокоить, но я не мог решиться на подобную фамильярность. Ни теперь, ни раньше. На всякий случай я сказал:

— Он выкарабкается, я уверен. Мы…

Она смерила меня ледяным взглядом. Глаза ее враждебно сверкнули.

— Это все ваша работа! Ваша гребаная работа!

— Не говори так. Это…

Я не успел договорить, потому что Лора разрыдалась. Мне снова захотелось ее утешить, и снова я не посмел к ней прикоснуться. Опустив глаза, я заметил, что под халатом на ней пальто, застегнутое вкривь и вкось. Я почувствовал, что и сам сейчас заплачу.

Она высморкалась и прошептала:

— Я пойду… Меня девочки ждут…

— Где они сейчас?

— В школе. Я их оставила на продленке.

В ушах у меня шумело, наши с Лорой голоса звучали как сквозь вату.