Присягнувшие Тьме

— На каком основании?

— Все из-за авантюры Люка.

— Почему Манон должна ответить не так, как в первый раз?

— Спросите это у Маньян.

— Они предполагают ее загипнотизировать? Ввести ей какое-нибудь лекарство?

— Повторяю, я ничего не знаю об этом. Но Корина Маньян говорила о психиатрической экспертизе.

Я кусал себе губы. Дюмайе добавила:

— Опасайтесь ее, Матье.

— Вам известно что-то еще?

— Она связалась с прокуратурой Кольмара и запросила досье Давида Обердорфа.

— Это еще кто?

— Тип, который убил священника в декабре девяносто шестого. В припадке одержимости.

Я поднялся и пошел к двери:

— Абсурд. Эта баба — ненормальная.

— Матье, подождите.

Я остановился на пороге.

— У меня все же есть хорошая новость. Кондансо, парень из Службы собственной безопасности, закрыл дело Субейра.

— Каково его заключение?

— Попытка самоубийства. Это все упрощает, не правда ли? Люк отделается несколькими визитами к психиатру.

— А Дуду и другие?

— Против них ничего нет. Левен-Паю постарался.

Я уже поворачивал ручку двери, когда Дюмайе сказала:

— Кстати, вы ведь копались в убийстве Массина Ларфауи?

— Ну и что?

— Вы ничего не обнаружили?

— Ничего сверх того, что обнаружил Люк и его люди.

— Правда?

Либо у Дюмайе есть свои источники, либо она читает мои мысли. Я ей ничего не говорил про ибогу. Пришлось уступить:

— Возможно, есть связь с делом Симонис. Со всей серией убийств.

— Какая связь?

— Мне нужно время.

— Так или иначе, Маньян будет действовать. Заполните пробелы в вашем досье, пока она сама этого не сделала. С помощью тайн вашей подружки.

97

13 часов

Я закрылся в своей клетушке на задвижку. Теперь я хотел уладить один вопрос, который терзал меня с утра. Я набрал прямой номер префекта Резерфорда в Ватикане. Несмотря на пасмурный день, свет я не включил.

Через минуту я разговаривал с заведующим библиотекой. Казалось, он не был расположен нозволить мне поговорить с ван Дитерлингом. Мне пришлось намекнуть на «важное открытие», чтобы он наконец соизволил соединить меня с кабинетом его преосвященства.

— Что у вас, Матье?

Хриплый голос фламандца. Без преамбулы, без приветствия. Хорошо хоть так.

— Я продолжаю свое расследование, ваше преосвященство. Мне нужно кое-что у вас выяснить.

— А вы не хотите сначала проинформировать меня?

Со времени моего визита в Ватикан я не подавал никаких признаков жизни. Кардинал продолжал:

— Возможно, вы переметнулись в другой лагерь?

Это был прозрачный намек на мое пребывание в Польше.

— Я не принадлежу ни к какому лагерю, — ответил я твердо. — Я иду своим путем. Когда я узнаю правду, я сообщу ее вам.

— Что вам уже известно?

— Дайте мне еще несколько дней.

— Почему я должен вам верить?

— Ваше преосвященство, я позволяю себе настаивать. Я близок к главному открытию. Я занимаюсь новым «лишенным света».

— Как его имя?

— Через несколько дней.

Кардинал хрипло усмехнулся.

— Я еще вам доверяю, Матье. Не знаю почему. Что вы хотите выяснить?

— Вы расспрашивали Агостину Джедду о ее предсмертном опыте?

— Разумеется. Мои специалисты провели с ней несколько бесед.

— Она вам говорила о том, кого видела в глубине туннеля?

Я почувствовал, что он колеблется.

— Что вы хотите знать? Спрашивайте прямо.

— Как выглядел собеседник Агостины?

— Она говорила о бледном молодом человеке, очень высоком. По ее словам, он парил в туннеле. Подобно ангелу. — Он повторил с оттенком удивления: — Ангел — это ее собственное выражение.

— Она не говорила о старике?

— Нет.

— Она не упоминала о светящихся волосах?

— Нет. Это описание, которое вам дал ваш «лишенный света»?

Я проигнорировал вопрос:

— В этом ангеле не было ничего устрашающего? Никакой зловещей черты?

— То есть вы хотите сказать, что это чудовище. По словам Агостины, у него отсутствовали веки, а рот был растянут зажимами, какими пользуются дантисты. Все зубы торчали наружу, острые, как клинки. Я вспоминаю еще одну деталь… Она упоминала что-то похожее на искусственный член, огромный, из алюминия… Или фантастический гульфик. Вы встречались с Агостиной: вы знаете, какими нездоровыми желаниями она одержима.